Если долго смотреть на пистолет и отсечь все остальное, может быть, удастся не увидеть отвратительной смерти, которой ему никогда не понять.

Пистолет черно поблескивал; калибр — девять миллиметров; а вот такую марку не часто встретишь на месте преступления — «радом», польское оружие. Свен наклонился к технику-криминалисту — подальше от жизни, которая вытекла из тела, оставив темное пятно на дорогом ковре. Затвор словно застрял в переднем положении; Свен как будто видел патрон, досылаемый в патронник, он тщательно рассматривал дуло, рукоятку, шпильку предохранителя, искал, за что зацепиться взглядом, лишь бы не смотреть на смерть.

Нильс Кранц стоял в стороне. Рядом — двое коллег помоложе. Втроем они обыскали здесь каждый угол. Один из криминалистов что-то снимал на стене, на белых обоях. Свен отвернулся от головы и стал рассматривать камеру. Объектив был направлен на маленькое пятнышко — совершенно безопасное, оно располагалось достаточно далеко от безжизненных глаз.

— В черепе жертвы одно входное отверстие от одной пули.

Кранц неслышно зашел за спину своему коллеге с камерой и оказался возле Сундквиста.

— Но два выходных отверстия.

Свен отвернулся от пятна на обоях и вопросительно посмотрел на старшего криминалиста.

— Входное отверстие больше обоих выходных, потому что выстрел сделан в упор.

Свен слушал Кранца, но слов не понимал. Однако решил не переспрашивать, чтобы не знать подробностей, а просто следил за пальцем криминалиста, указывавшего на пятно.

— К тому же вот это — то, что мы засняли и на что ты сейчас смотришь, — брызнуло из головы убитого. Мозги.

Свен задышал медленнее. Он так хотел не смотреть на смерть, придумал сосредоточиться на пятнышке на обоях — а получил смерть в еще большем объеме, в максимальной концентрации. Он опустил взгляд и услышал, как Эверт входит в комнату.

— Свен!

— Что?

— Тебе разве не надо поговорить с теми, кто принял вызов? С теми, кого здесь нет?

Свен с благодарностью взглянул на шефа и заторопился прочь от темных пятен на ковре и от пятнышка на обоях, а Гренс присел на корточки, чтобы быть поближе к безжизненному телу.

* * *

Они снова выясняли, кто главнее. Не в последний раз. И ему всегда нужно выходить победителем.

Играй свою роль. Иначе тебе конец.

Он стоял между Мариушем и Ежи возле круглого кухонного стола в «Хоффманн секьюрити», надо было опустошить две тысячи семьсот пятьдесят капсул с амфетамином. Последняя партия с фабрики в Седльце. Сначала белые медицинские перчатки вылавливали коричневую резину, которая защищала желудок «верблюда» на случай, если капсула лопнет, потом, ковырнув центр капсулы ножом, следовало ссыпать порошок в большие стеклянные миски и смешать его с глюкозой. Одна часть амфетамина из Восточной Польши на две части глюкозы из магазина «Консум», что на Оденгатан. Двадцать семь килограммов чистого наркотика превратились в восемьдесят один килограмм наркотика, который можно продавать на улице.

Хоффманн поставил металлическую банку на кухонные весы и насыпал в нее ровно тысячу граммов амфетаминовой смеси. Над порошком аккуратно легла полоска фольги, а на фольгу — нечто вроде куска сахара. Хоффманн поднес спичку к пластине сухого спирта, и, когда белый квадратик загорелся, Хоффманн крепко завинтил крышку банки; когда кислород кончится, пламя тут же погаснет, а килограмм амфетамина окажется в вакуумной упаковке.

Хоффманн проделал эту операцию восемьдесят один раз подряд.

— Бензин?

Ежи открыл бутылку с очищенным бензином, полил бесцветной жидкостью крышки и стенки банок и хлопчатобумажной тряпкой размазал бензин по металлу. Еще спичка, еще огонь, синеватое пламя, которое он через десять секунд потушил тряпкой.

Все, отпечатки пальцев уничтожены.

* * *

Кровавые пятна — поменьше на обоях в прихожей, побольше на стенах в другом конце большой гостиной, еще больше на обеденном столе; самые большие растекались по полу вокруг перевернутого стула. Чем ближе к трупу, тем темнее и гуще становились пятна, а самым отчетливым было большое пятно на ковре, на котором покоилась безжизненная голова.

Гренс сидел так близко, что расслышал бы, шепни вдруг мертвец что-нибудь. Но безымянный мертвец молчал.

— Эверт, входное отверстие. Вот.

Нильс Кранц снимал на видео, фотографировал, ползал вокруг трупа на четвереньках; он был одним из немногих профессионалов, которым Гренс доверял. Снова и снова Кранц доказывал: он не из тех, кто хватается за простой ответ, чтобы на час раньше уйти домой и усесться перед телевизором.

— Дуло пистолета прижали к голове. Поэтому давление газов между дулом и виском оказалось колоссальным. Сам видишь. Полголовы разнесло.

Кожа лица уже стала сероватой; глаза пустые, рот — прямая черта — уже никогда не заговорит.

— Не понял. Одно входное отверстие. И два выходных?

Кранц поднес руку к огромной, размером с теннисный мяч, дыре в правом виске.

— За тридцать лет я видел подобное всего пару раз. Но такое бывает. Вскрытие подтвердит, что был всего один выстрел. Я уверен.

Он потянул Гренса за рукав белого халата, в голосе звучало чуть ли не воодушевление:

— Один-единственный выстрел в висок. Пуля в мягкой оболочке, половина — свинец, половина — титан, разделилась, когда попала в черепную кость.

Кранц встал и указал вверх. Квартира была старая, потолки — три метра двадцать сантиметров. С места, где стоял криминалист, была видна пара тонких трещин на гладком чистом потолке — глубокая рана в побелке.

— Оттуда мы достали одну половину пули.

На полу лежали бетонные крошки — они просыпались, когда осторожные пальцы доставали твердый металл.

Чуть поодаль в мягком дереве — еще одна рана, побольше.

— А это — вторая половина. Значит, дверь в кухню была закрыта.

— Нильс, мне трудно сказать.

Гренс все еще сидел возле головы, в которой было слишком много отверстий.

— Позвонивший сказал, что это казнь, карательная акция. Но я вот смотрю… с тем же успехом речь может идти о самоубийстве.

— Кто-то постарался, чтобы все выглядело как самоубийство.

— Что ты хочешь сказать?

Ботинок Кранца оказался возле руки, сжимавшей пистолет.

— Все как будто подстроили. Думаю, его застрелили и потом вложили пистолет ему в руку.

Криминалист скрылся в прихожей и почти сразу вернулся, неся черную сумку.

— Я этим займусь. Проверю его руки. Потом узнаем.

Эверт прикинул в уме, покосился на Херманссон — она тоже явно вела подсчет.