Я все еще не чувствовал ее пульса. В пылу момента вежливости иногда не остается места, поэтому мягко, но твердо я оттолкнул санитара локтем. Он отшатнулся, и я взял инициативу на себя. Мне пришлось сильно надавить, чтобы вызвать пульс, и при этом я почувствовал, как треснула ее грудина и, возможно, одно ребро. Через несколько длительных минут и после внутривенного введения препаратов сердцебиение восстановилось, и Мэри смогла дышать самостоятельно. Пациентка проснулась только после того, как ее перевели в отделение интенсивной терапии. За дело взялись кардиологи, были проведены многочисленные анализы, в том числе коронарная ангиография, но ничто не выявило причину остановки сердца. Мы предположили, что это была реакция на антибиотик.

Мэри несколько дней пребывала в полубессознательном состоянии, но в конце концов пришла в себя и уже через неделю была готова к выписке. Я зашел к ней в последний день, чтобы дать последние инструкции по уходу за лодыжкой.

Мэри всегда была человеком с плохим характером, и я ожидал, что она обвинит меня в том, что с ней произошло, но ее настроение удивило меня. Она была мила, приятна и очень благодарна.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, — почти шепотом сказала она.

Теперь мне пришлось сесть. Это был не тот человек, которого я оперировал. Я поблагодарил ее за доброту, но сказал, что это была командная работа.

— Нет, — ответила она. — Я знаю, что это были вы! Я наблюдала за вами сверху, там, в операционной. Когда сердце остановилось, я почувствовала, что парю над телом, и стала наблюдать за всем происходящим. Я видела, как молодой санитар с ярко-рыжими волосами зашел в операционную и сделал мне искусственное дыхание и массаж сердца, а потом увидела, как вы оттолкнули его локтем, потому что он не отошел, когда вы попросили. Вы же видели, как он, спотыкаясь, ушел, да?

От ее заявления у меня мурашки побежали по коже. Она никак не могла этого знать, если только действительно не наблюдала за всем этим сама.

— Потом я увидела, что вы вызвали моего лечащего врача и снова и снова смотрели на дверь, ожидая его появления, но он все не шел. Моя бабушка, которая умерла много лет назад, пришла ко мне и сказала, что если бы я была доброй и любящей, то для меня было бы особое место на небесах, но мое время еще не пришло. И я вернулась в свое тело, когда вы начали меня реанимировать.

Я не знал, что сказать. Она описала мельчайшие подробности остановки сердца, о которых никто не знал.

Мой мозг лихорадочно пытался найти логическое научное объяснение тому, что она говорила, но не мог. Пациентка не приходила в сознание, глаза были закрыты, и у нее не было никакого логического способа узнать, что произошло тогда.

Я несколько раз видел Мэри в клинике после той госпитализации, и каждый раз она была самым любящим и внимательным человеком, которого я только мог себе представить. Она была похожа на Эбенезера Скруджа из «Рождественской песни»[17]. Ее предсмертный опыт и разговор с покойной бабушкой подарили ей новый взгляд на жизнь. Она стала радостью для своего овдовевшего отца и для всех, кого встречала. Мэри прожила всего несколько лет из-за своих многочисленных медицинских проблем, но я знаю, что за это время она заставила свою бабушку гордиться собой и теперь находится в особом месте, которое та ей обещала.

Патрик С. Феннер, доктор медицины

— Патрик, не думаю, что была тебе хорошей матерью. Кажется, я подвела тебя.

Я уже второй год работал ординатором по внутренним болезням в Баттервортской больнице в Гранд-Рапидсе, штат Мичиган, когда получил звонок от мамы с этими словами. Любой, кто знал мою мать, понял бы, насколько это было необычно. Во время ординатуры я разговаривал с ней по крайней мере раз в две недели, но она никогда мне не звонила. В то время у нас не было сотовых телефонов, и она знала, что дозвониться до меня по домашнему практически невозможно, потому что я всегда был очень занят, а когда я не был в больнице, то, вероятно, спал.

Однако самое необычное в этом звонке было именно поведение матери. Она никогда ни на что не жаловалась. Когда я вырос и переехал из родного дома, понял, как тяжела была ее жизнь, но она всегда на все смотрела с оптимизмом. Поэтому заявление по телефону настолько потрясло меня, что я понял: наши роли поменялись, и теперь настала моя очередь утешать ее. Я не уверен, что был готов к такой ответственности!

Мама только недавно перенесла серьезную операцию на желчном пузыре, во время которой пришлось сделать очень большой разрез в брюшной стенке. Восстановление было долгим и болезненным. Она провела в больнице пять дней и позвонила мне в субботу, через сутки после выписки. Я почувствовал себя виноватым, когда она позвонила, потому что собирался послать ей цветы, но почему-то так и не удосужился это сделать. Даже можно было взять отгул, чтобы навестить ее во Флориде, где она жила, но я был так занят, что выбить такой выходной стоило бы героических усилий. И я надеялся, что она поймет меня.

В ночь перед этим звонком я спал всего три часа, но в субботу у меня как раз был выходной. Стоял прекрасный весенний день, но я так устал, что у меня хватило сил только на то, чтобы посмотреть по телевизору спортивные соревнования.

В то время я подумал, что это случайное совпадение: звонок как раз в тот единственный день за два месяца, когда я был дома, не спал и когда мог говорить с ней дольше пятнадцати минут.

— Что случилось, мама? — спросил я.

— Патрик, — сказала она, — у меня был плохой день. Возникло ужасное чувство, что я была плохой матерью и не смогла дать тебе то, что могла бы.

— Ты была самой лучшей мамой, которая только могла быть, — ответил я.

В старших классах и в колледже я играл в баскетбол и футбол, и мама приходила на каждую мою игру. Каждую. Никогда не забуду свой первый пас в студенческой лиге. Я был принимающим игроком, и тренер дал мне длинный пас. После захвата мяча чистый адреналин помогал бежать. Красивый спиральный пас был запущен в воздух, и я вытянул руки, хватая мяч кончиками пальцев. Затем пробежал в общей сложности шестьдесят три ярда и приземлился. Болельщики вскочили на ноги, дико крича, но я их совсем не слышал, потому что смотрел туда, где на трибунах стояла мама. Я всегда знал, где она находится. Мы мгновенно встретились взглядами, и я запомним это безмолвное общение на всю оставшуюся жизнь. Я действительно горжусь тобой, сынок. Это выражение радости и истинной любви всегда мотивировало двигаться дальше.

— Ты помнишь эту игру? — спросил я, имея в виду тот памятный день.

Она сразу поняла, о чем речь.

— Никогда этого не забуду, — сказала она. — Я так гордилась тобой в тот день. И знала, как усердно ты работал, чтобы заниматься спортом и продолжать хорошо учиться. То сияние на твоем лице после удачного паса помогло мне поверить, что все мои скромные усилия поддержать тебя были не зря.