Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миру не стоит смотреть в глаза. Пусть он спокойно и сладко спит. Вдруг он проснется, увидит тебя — и ничего тебе не простит.
Любовь
Ну вот живешь ты — смешной, беспомощный, не доверяющий никому. Ты строишь крепость, и крокодилов плодишь и множишь в глубоком рву. Твои врата ощетинились пиками, на каждой пике — по голове. Какой бы враг не пришел великий, ты в безопасности, ты вполне доволен жизнью и содержимым своей гладкокаменной твердыни. И лишь во сне позволяешь себе произнести запрещенное имя.
Слышать свое творенье
Слышать свое творенье, смотреть в глаза, и отирать слезу, если есть слеза. И хохотать открыто, когда смешно — это такое счастье, что есть оно, есть оно, это чудо — твое дитя, есть его смех и слезы, его судьба, свитая осторожно из слов твоих, слитая непреложно для вас двоих. Не прекратить творенья живой поток. Бог никогда не будет одинок.
Посвящается Фердинанду Шервалю
Другой бы споткнулся о камень и дальше тащился в пыли, ругая дороги и мэра, и две их обычных беды. Пришел бы домой, снял ботинки, жену побранил просто так, съел супа, распил полбутылки, приперся бы шурин-дурак, завел разговоры про ссуду, мол надо за свет и за газ, Сесиль, мол, беременна сдуру, нельзя отложить про запас. Что делать? Достал две банкноты, расписку велел написать… Три строчки черкнув, он простился, забыв и "спасибо" сказать.
Другой бы споткнулся о камень и в нем не увидел дворца. Но спит затаившийся пламень в душе озорного творца. Он ждет, незаметный, обычный, ничем не приметный для нас, пока не споткнется о камень нога в предназначенный час.
Читать стихи
Читать стихи и думать о величьи не всем дано. Кому-то — все равно, кому-то — слишком важно. Я в девичьей сижу, лучину жгу, тку полотно. Приходит леший в мужеском обличьи и предлагает горькое вино.
Я пью, а он вздыхает и читает о доблести, о славе и о той, лицо которой в непростой оправе по-прежнему витает надо мной.
Регтайм
Будь осторожней в своих желаниях, маленький бог страниц. Словно качели воспоминания, выбери — верх или низ. Но задержаться, как ни барахтайся, ты не сумеешь ни там, ни тут. Прошлое вымерло. Мимо пальцев наши минуты текут. Только что было мгновение вечностью, вот уже вечность — мгновение. Точка становится бесконечностью. Все зависит от настроения.
Поэты пишут неровно
Поэты пишут неровно. Поэты неровно дышат. А также — все поголовно — они иногда не пишут. Смолкают на время рифмы и ритм не гремит тамтамом. Поэты — а это все мы — продавливают диваны. И пультом щелкают нервно и ищут фильм о любви, чтобы не думать, наверно, куда их музы ушли. А музы курят в тенечке и деланно громко хохочут, они поставили точку, им музами быть нету мочи. Они никогда не вернутся. Они это точно решили…
Докурят и разойдутся туда, где до этого были. Вернутся к поэту с диваном, заставят дышать неровно. Они вернутся, я знаю. Уж это-то безусловно.
Скрип
Когда отскрипят все двери мотив знакомый, ты, сердце скрепя, процедишь: "Родная, я дома". И выйдет она, как всегда, в потёртом халате, и будет в её глазах презренье и "Нате!". Ты знаешь, что дом не дом, родня не родная, ты каждый вечер не спишь, подушку сжимая. А чуть провалишься в сон, как тотчас снится, что смазал петли, ушёл и поселился совсем в другой стороне, с другой, хорошей… Ты знаешь, что, чаще спи и дольше, дольше.
На лекции
Что ты там пишешь на розовом листике, высунув от прилежанья язык? Девочка, ты не одна в его листинге, там ещё много таких, без обид. Если стихи, то и так много девочек разностепенные пишет стихи. Насобирай лучше прутьев и веточек — розовых листиков груду спали.
Впрочем, наверное, зря я встревожилась Ты, как и сотни студенток других, просто рисуешь забавные рожицы, а не кропаешь бессмысленный стих.