Он вышел и побежал в противоположное крыло здания, добрался до служебного выхода и вырвался во двор, выходивший на улицу Тосица. Плотно прижавшись к стене, он выждал, пока на улице никого не будет.

По-прежнему слышались выстрелы, плач, крики негодования и ярости, рев моторов, звук шин автомобилей, отъезжавших с проспекта Патиссион, сухие приказы. Мятеж был подавлен. И только колокольный звон все еще разрезал ночную мглу, неотступно и отчаянно.

Клаудио положил девушку на землю и побежал к воротам, открыл их, потом вернулся, снова взял ее на руки и побежал прочь так быстро, как только мог. Вскоре он оказался перед Мишелем и Норманом, и те его не узнали: красные глаза на черном и обожженном лице, одежда разорвана. На руках он держал безжизненное тело Элени, рубашка и брюки были испачканы кровью. Увидев друзей, он упал на колени и пробормотал сквозь слезы:

— Это я… Помогите мне, ради Бога, помогите…

Услышав колокольный звон и звуки выстрелов, Ари пробудился, но он так устал, что никак не мог выйти из состояния полузабытья. Реальность казалась ему очередным из тысячи кошмаров, которые он пережил во время короткого и тревожного сна. От боли в боку он окончательно проснулся и встал, массируя затекшие мышцы. Звон колоколов в подвальном помещении звучал приглушенно и словно сквозь вату, но оттого казался еще более нереальным и зловещим. Он включил свет и посмотрел на стену перед собой: края покрывала развязались, и сосуд стоял на столе, поблескивая. С улицы доносились выстрелы, плач и крики боли. Он снова обернул сосуд, крепко затянув края, а потом пошел к служебному выходу. С той стороны двери проникал неясный шум: кто-то бил в нее, пытаясь открыть.

— Кто там? — спросил он. — Что вы хотите?

— Откройте, ради всего святого, мы студенты, с нами раненый.

Ари открыл, и несколько молодых людей торопливо вошли в помещение — трое юношей, один из которых держал на руках раненую девушку.

— Ари, это вы? — сказал Мишель. — Какая удача. А я думал, вы в Парге с Арватисом.

— Мишель? Да, так и есть, я вернулся сегодня ночью. Но почему вы пришли сюда? Девушку нужно немедленно отвезти в больницу.

Клаудио сделал шаг вперед, прижимая к груди девушку, — казалось, она начинала приходить в себя, с ее уст сорвался слабый стон.

— Ее ранили из огнестрельного оружия. Если мы пойдем в больницу, нас всех арестуют. Вы должны помочь нам найти врача… или надежную клинику.

Ари впустил их:

— Следуйте за мной, скорее.

Они прошли через зал кикладской скульптуры, добрались до служебной лестницы и спустились в подвал. Ари открыл дверь потайной комнаты.

— Здесь никто не станет искать вас, — сказал он. — Подождите меня, я скоро вернусь. Постарайтесь пока перевязать рану. Ей нельзя терять кровь.

И он ушел, закрыв за собой железную дверь.

— Нужно уложить ее, — сказал Клаудио.

Они устроили получше постель, на которой спал Ари, и поместили туда Элени. Клаудио осторожно снял с нее куртку и расстегнул рубашку, обнажая плечи. Мишель подошел поближе.

— Рана находится очень высоко, вероятно, пуля не задела жизненно важные органы. Мы должны перевязать ее.

Клаудио достал из кармана платок:

— Он чистый. Можно воспользоваться им.

Норман огляделся:

— Это реставрационная лаборатория. Здесь должен быть спирт.

Он стал рыться в шкафах и на полках, открывая бутылки с растворами и нюхая их.

— Вот, это спирт.

Клаудио намочил платок и тщательно промыл рану. Девушка вздрогнула и застонала от боли. Потом открыла глаза и растерянно посмотрела вокруг:

— Клаудио… Клаудио… где мы?

— Мы в безопасности, любовь моя. Не беспокойся, ты должна лежать неподвижно… Ты ранена. Мы скоро увезем тебя отсюда. Не волнуйся, постарайся отдохнуть.

Элени закрыла глаза.

Клаудио разорвал свою рубашку и старательно перевязал девушку. Рана перестала кровоточить.

— Ей нужно тепло. Потребуется какое-нибудь одеяло.

Мишель начал было снимать свою длинную куртку-аляску.

— Там есть покрывало, — сказал Норман, указывая на большой тюк, стоявший на столе. Он развязал края и отступил, ошеломленный, словно парализованный: — Боже мой, Боже мой, посмотрите!

Клаудио и Мишель обернулись к нему и увидели сосуд из чеканного золота, фигуру воина с веслом за спиной, барана, быка и вепря с длинными клыками. Последний мятежный колокол в агонии бил в афинском небе, полном звезд и отчаяния.

Мишель остолбенел от увиденного. Он встал и неподвижно смотрел на это чудо, внезапно появившееся из ничего:

— Что это? Господи, я поверить не могу! Клаудио, Клаудио, что это?

Клаудио стоял на коленях перед девушкой и держал ее за руку, будто пытаясь передать ей свое тепло и жизнь. Он едва обернулся и бросил взгляд на огромный сосуд. На несколько долгих мгновений ему показалось, что все вокруг него исчезло. Ему вдруг представился томик, упавший к его ногам в библиотеке археологической школы, — «Гипотезы о некромантическом ритуале в одиннадцатой песни „Одиссеи“». Он снова повернулся и посмотрел на девушку.

— Вероятно, подделка… Должно быть, навеянная стихами из «Одиссеи», о сошествии в Аид, путешествии в страну мертвых.

— Но… но он… золотой, — пробормотал Мишель.

— Великие подделки всегда выполняются из драгоценных материалов… чтобы выглядеть более достоверными. Смотри, мастер пытался подражать стилю угаритских кубков… Он не может быть подлинным. Дай мне покрывало.

Норман дрожащей рукой приподнял сосуд, а Мишель достал из-под него покрывало и протянул его Клаудио. Тот накрыл им девушку.

— Что мы с этим будем делать? — спросил Норман, снова ставя сосуд на стол.

— Спрячь его, — ответил Клаудио. — Он был спрятан, когда мы его нашли.

— Да, — сказал Норман. — Не странно ли это? Такое впечатление, будто его нашли недавно… На нем еще сохранились следы пыли и грязи.

Мишель подошел к нему, провел пальцами по сосуду и взял немного вещества, отложившегося на стенках, большим и указательным пальцами.

— Это не грязь… это кровь.

Норман вздрогнул:

— Что ты говоришь, Мишель?

— Это кровь, говорю тебе… Ей много сотен, тысяч лет, быть может… и теперь она превратилась в гумус. Я уже видел подобное в жертвенной могиле в Плутониуме в Иераполисе, в Турции. Несомненно, сосуд явился из какого-то большого святилища.

Клаудио ощутил озноб.

— Спрячьте его, — сказал он, не отрывая взгляда от лица Элени.

Норман и Мишель послушались. Они поставили сосуд в старый угловой шкаф, стоявший в дальнем краю комнаты.