— Что мы видели, это еще цветочки, — заявил Суханов, расположившись с телохранителями в салоне задрипанного такси. Судя по дребезжанию и обводам кузова, изготовлена машинешка была годах в шестидесятых, чудом сумела не сгнить дотла в здешнем климате.

— Всего-навсего вояки, да еще и вежливые. Гораздо хуже бывает привлечь внимание людей из «Дабл Е».

— Откуда?

— «Двойное Е» или просто «Е энд Е». В переводе означает «глаза и уши». Официальное наименование здешней тайной полиции, хотя сами сайбанцы предпочитают местную кличку: «катуны», или «невидимки».

— Звучит интригующе.

— Только не для того, кто попадет к ним в разработку. Слышал что нибудь про гаитянских тонтон-макутов?

— Краем уха.

— Так вот, методы примерно те-же. Пыточные подвалы, всеобщая засекреченность и смутные намеки на черную магию. Местному населению этого более чем достаточно. Здесь считается, что катуны могут узнать даже твои мысли, буде решишь ты непочтительно подумать про генерала Пхай Гонга. За неуважительные о нем слова к тебе могут прийти среди ночи и вырезать язык, без суда и следствия.

— Бр-р, ужас какой! — вздрогнула хладнокровная обычно Кира и плечами даже повела зябковато. — Как они терпят!?

— А разве у них есть выбор?

Богдан, имевший некоторый «комитетский» опыт в ТЕ еще времена, не мог не согласиться. Засекреченность, всезнание и всесилие — вот три кита, на которых держится любая мощная спецслужба. Всякая гласность тайной полиции нужна примерно как солнечный свет киношному вампиру — разлагает и уничтожает напрочь, хоть ты весь закутайся в черный плащ. Н-да, были времена, были полномочия… И сила имелась. Чего не было, так это грамотного верховного руководства, способного уберечь от ржавчины свой карающий меч. За что и поплатилось, в конечном итоге. Справедливости ради, при всем своем уважении к андроповскому Комитету, больших чем есть полномочий Богдан ему не желал — вполне мог представить возможные последствия. Имелся исторический прецедент, знаете ли. Хватило. Как показывает практика, ПОЛНОЕ отсутствие солнечного света способно превратить киношного вампира в настоящее чудище, которому решительно наплевать будет на чеснок, серебро и прочие законы жанра.

До отеля добрались уже в сумерках — тропическая ночь, упала на город, как всегда, внезапно. Выбравшись первым из такси, Богдан отступил чуть в сторону, пропуская клиента и страхуя его от улицы.

— Да расслабься ты, — как ни странно, Суханов ощущал себя тут в полной безопасности. — Взгляни-ка лучше на это строение.

Богуславский хотел ответить, что гонорар свой получает как раз за неумение «расслабляться» на работе, но в последний момент прикусил язык — вспомнил опять старую добрую истину насчет споров с клиентом. «Собака лает, а караван идет, — любил говаривать инструктор на занятиях по психологической подготовке. — Вас могут пытаться вывести из равновесия спутники клиента или даже он сам, могут повысить на вас голос или оскорбить. Это может оказаться пьяным капризом, а может злым умыслом с целью отвлечь ваше внимание. Телохранитель, поддающийся на подобные провокации, обречен изначально!»

«Собака лает, а караван идет», — повторил Богдан простейшую формулу самогипноза и улыбнулся доброжелательно. Тем более, что здание отеля, у стен которого они стояли, впрямь заслуживало внимания — очень уж своеобразное, нехарактерное для здешней архитектуры. Зубцы, башни…

— Замечаешь сходство?

— Неужели?..

Московский Кремль — вот что! Творение средневокевых итальянцев ставшее, волею судьбы, главным российско-имперским символом. Кремль, уменьшенный раз эдак в десять и со стеной, плавно переходящей в башни. Разве что символов государственности не хватает на шпилях — ни звезд тебе рубиновых, ни пташек о двух головах.

— Построено во времена товарища Джуй Вэна и называлось тогда соответственно — «Путь к социализму». Сейчас, в связи с подъемом национального самосознания, переименовано в «Звезду Сайбана».

Кира открыла широченную, натурального дерева дверь и первой шагнула в фойе, Богдан, пропустив клиента, замкнул шествие.

— Гуд ивнин, ледиз энд джентльменз, — голосок девушки за стойкой прозвучал не хуже, чем у той стюардессы: сплошной бархатный сексапил. Сама девушка являла собой пикантную смесь европейской деловитости с азиатской мягкостью, а фойе вокруг нее равно успешно сочетало экзотику и евростандарт.

— Похоже от социализма тут мало что осталось, — подумал вслух Богдан, подав на регистрацию документы, и улыбнулся администраторше профессионально вежливо. Не хуже ее самой.

— Нам заказаны два номера… — похоже, «языковой барьер» отнюдь не мешал господину Суханову изъясняться — пары-тройки ходовых английских фраз оказалось достаточно. Не «скул инглиш», что характерно, а скорее американских, сленговых. Богдан, которому лингвистику в свое время «ставили» на профессиональном уровне, не смог не заметить.

— Категория «люкс», двух и одноместный, — сделав необходимые записи, администраторша протянула два ключа с брелоками — алыми пятиконечными звездами из плексигласа. Как ни странно, выглядели брелоки новехонькими, а значит, сделали их уже при ЭТОЙ власти, дабы стиль не ломать. Богдан, знакомый с особенностями восточного менталитета, особо не удивился — верность традициям и памяти предков тут куда выше любой политической конъюнктуры.

А вот номера оказались самыми обыкновенными: никаких тебе курящихся сандаловых палочек, никаких серпасто-молоткастых декораций «а ля рюс». Евростандарт, евродизайн, евростиль — сплошная синтетика светлых тонов, от пола до потолка. Богдан, изначально видевший в Кире не только телохранительницу, получил догадке подтверждение — ему предназначался одноместный номер.

— Заботится о нас начальство, — проворчал Богуславский, запираясь изнутри. — Простым охранникам «люксы» выделяет, а само, опять-же, в двухместках ютится. Хар-рошее, блин, начальство!

Естественное желание навестить с дороги душ преодолел кое-как — для начала надо выяснить планы клиента на вечер. Выяснить и подкорректировать, по мере возможностей. Богатые люди — особые люди, туго набитый бумажник, кажется им этаким мини-бронежилетом, под защитой которого можно смело идти куда угодно. Даже без телохранителя. Даже на грязные улочки местных гетто, где развлечения носят весьма специфический характер, а полицейских и днем с огнем не найдешь.

Решив, что в жизни всегда есть место подвигу, Богдан ограничился умыванием, затем врубил сплит и телевизор. Уселся. Расслабился. Необходимая свежесть в номере образовалась оперативно, а вот с пищей для души вышло сложнее. Не пожелали три местных телеканала развлекать заезжих туристов, транслируя, с завидным постоянством, лишь пламенную речь неведомого политика. Тоже местного, наверняка. Может, даже самого генерала Пхай Гонга. Экипирован политик был, естественно, в униформу, и ораторствовал как истинный патриот, на языке сайбо, абсолютно неведомом Богдану. Скучновато ораторствовал, без всяких признаков интонации. Богуславский даже поностальгировал малость, припомнив речи «дорогого Леонида Ильича», затем выбрал из трех одинаковых портретов наиболее симпатичный и оставил его на экране в качестве говорящей заставки. Должно ведь оно когда-нибудь кончиться, хотя бы по законам логики!