подтвердят, да и на место сходить можно — яма до сих пор красуется. И доска для шашек осталась.

К слову, и подарок тот от людей из будущего мы сберегли. Ты только не обессудь — то, что внутри было, мы съели, на цвет — не поверишь, как что, а на вкус — слаще мёда. А бумажка вот осталась — не как страницы в Библии — смотри, барин, диковинная — буквы тоже и девочка в платочке нарисована, как живая!

Ктомыдети

Андрей Кокоулин

— Скажи, — попросил Храпнёв.

Зажатый большим и указательным пальцем перед глазами Лисс закачался зелёный кристаллик леденца.

— Скажи, что это такое?

Некоторое время Лисс таращилась на Храпнёва, потом рот её разошелся в широкой улыбке.

— Кафетка! — сказала она.

— Молодец.

Храпнёв расстался с леденцом, и Лисс, зажимая подарок в кулачке, косолапя, выбежала из-под козырька полевой станции.

— Выплюнет, — сказал Рогов.

— Не важно.

— Ты думаешь?

Повернувшись всем телом, Рогов посмотрел, как Лисс в дальнем углу освещённой местным солнцем смотровой площадки пытается разгрызть леденец. Белое короткое платьице трепал ветер. В стороне раскручивал лопасти анемометр.

— Нет, кажется, она запомнила, что это нужно есть, — сказал Рогов.

— Послезавтра спрошу ещё раз.

Храпнёв выщелкнул из панели карту памяти — серый прямоугольник с точками контактов.

— Закончил? — спросил Рогов.

— Да. Свёл, продублировал. Получилось около четырехсот гигабайт общего массива. Метеокарта за день, данные с датчиков, сто шестьдесят часов видео с десяти точек, отчёты Колманских и Шияса, медицинские показания, твои записи.

— Тогда собираемся?

— Да.

Вдвоём они свинтили рабочую панель и погрузили её на ховер, затем сложили крышу станции, последовательно сдвигая листы один в другой. Рутинная ежедневная работа. Расправившаяся с леденцом Лисс скакала рядом, гукая и хохоча.

— Ты радуешься? — спросил её Храпнёв.

— Яда, — кивнула Лисс.

— Ну, на сегодня всё, — сказал Храпнёв. — Беги к себе.

— Сё?

Лисс вопросительно повернула голову. Ни один ребёнок не смог бы этого повторить. Ни один земной ребёнок. На щелчка, ни треска костей — просто шея перекрутилась в глубокие наклонные бороздки.

— Да. Всё.

Храпнёв с Роговым затащили сложенную крышу в тесный салон, закрепили в магнитах у правого борта и занялись стенами, выдирая лёгкие пластоновые секции из пазов. Лисс молча смотрела на их сосредоточенную работу. Девочка в платье. Храпнёв не мог сказать, стало оно в «горошек» недавно или было таким всегда.

— А явтра?

Рогов отдал снятые панели коллеге и присел перед Лисс.

— Так поворачивать голову нельзя, — сказал он.

— Чему? — улыбнулась Лисс.

— Потому что люди так не делают.

— Чему?

— Потому что умирают.

Рогов прижал перчатки ладонями к личику Лисс и осторожно, медленно скрутил шею девочки обратно.

— Вот так. Поворачиваются, переставляя ноги.

Он помог ей развернуться.

Одна нога в колене, правда, просто загнулась в другую сторону, но Рогов решил не обращать на это внимания.

— Учше? — спросила Лисс.

— Да, так лучше.

— Бёнок! — выкрикнула Лисс, победительно вскинув руки, на которых было три и четыре пальца.

— Да, ты — ребёнок.

— Саня, — позвал Храпнёв.

Он закинул в ховер сейсмодатчики и атмосферную станцию, смотал кабели. Осталось только погрузить энергобатарею. Одному её, дуру тяжёлую, ребристую, было не поднять.

— Иду.

Рогов подошёл к батарее, взялся с другого конца. Потянули, подняли, потащили к ховеру, печатая следы в рыхлом песке.

— А явтра? — преградила им дорогу Лисс.

— Надо же, — вслух удивился Рогов. — Не так всё и плохо у наших детишек с памятью. Про леденцы запомнила, какую-никакую логическую цепочку из нашего отъезда сложила. Глядишь, выйдет толк.

— Лисс, отойди, — попросил Храпнёв.

Девочка в платьице раздвинула губы.

— Кафетка?

Пуф-ф! — батарея одним концом хлопнулась в песок.

— Пошли-ка!

Храпнёв схватил девочку за руку и поволок на смотровую площадку. Сквозь ткань перчатки рука её казалась мягкой, как желе.

— Завтра мы будем во-он там! — показал он на поблескивающий вдалеке купол. — Хочешь, приходи туда. Хочешь?

— Хасю!

— Тогда — до завтра.

Храпнёв оставил девочку на смотровой площадке, по пути выдернув штырь анемометра.

Батарею погрузили в молчании. Рогов — в неодобрительном. Храпнёв — в раздражённом. В том же раздражении он хлопнул створками.

— Чего ты завёлся? — спросил Рогов, когда они сели в ховер.

— Я спокоен, — сказал Храпнёв.

— Они просто медленно усваивают информацию. Думаю, ещё медленнее формируются устойчивые кластеры памяти.

— Вот-вот, — сказал Храпнёв.

— Им просто никогда этого было не надо, — сказал Рогов.

— А нам?

Ховер взревел, из-под юбки его вылетели песок и мелкие камни. Надвинулся, наплыл неровный край. Лисс пропала из виду, но Рогов успел махнуть ей рукой.

— Поехали, — Храпнёв прибавил скорости.

Замерев на секунду, ховер заскользил по склону вниз.

Оранжево-серая каменистая равнина распахнулась перед Храпнёвым и Роговым, шустро растеклась с лобового экрана на боковые. Редкими вехами полетели мимо белесые, обточенные ветрами валуны. Слева вспухла и побежала рядом, иногда удаляясь и выписывая зигзаги, каменная борозда.

— Видишь? — Храпнёв указал на желтеющие за бороздой пятна.

— Вода? — спросил Рогов.

— Да, кальцинирование почвы. Думаю, можно поставить и заглубить насос и фильтры. Наверняка водоносный пласт поднялся.

— Ну, это на будущее.

Храпнёв покосился.

— Переживаешь?

— Из-за кого? Из-за Лисс? — удивился Рогов.

— Сам сказал.

— Просто… Тебе же вроде бы нравилось с ней возиться.

— Нравилось, — Храпнёв двинул джойстиком, и ховер опасно прошёл между скальными обломками высотой под пять метров.

Тень на мгновение накрыла людей.

— И что изменилось?

— Вы! Ты, Колманских, Каспар. Вы их начали воспринимать как…

— Детей.

— Да! Не говоря уже о Панове и Дашке, которые целый детский сад открыли, посчитав это своей миссией.

— И это логично.

Храпнёв нажал кнопку на пульте и перевёл ховер в режим автопилота.

— Нет, — сказал он. — Это не логично. Это проявление слабости. Они — не дети. А мы — не воспитатели.

Ховер повернул. Жаркий рыжий шарик светила прокатился по стеклу и застрял в верхнем углу. Впереди очертился, приподнимаясь над пейзажем, грязно-серый купол базовой станции. За ним белела осыпь, притворяясь неправильным, искажённым горизонтом.

— Кстати, может как раз заедем? — предложил Рогов.

— К Панову?

— Да.

— Да пожалуйста, — пожал плечами Храпнёв.

Он снова взялся за джойстик. Ховер, стреляя камешками, резко заскользил вправо.

— Дело не в том, нравится мне или не нравится, — сказал Храпнёв. — Дело в подмене цели. Смысла. Вы что, думаете здесь вырастить человечество?

— Почему нет?

— Это — не человечество!

Рогов улыбнулся. Лобастый, лысеющий Храпнёв напомнил ему земную птицу. Только не вспомнить, какую.

— Всё зависит от нас, — сказал он.

Храпнёв рассмеялся, закачал головой. Ховер пополз на взгорок. Мелькнула сложенная из камней, явно рукотворная пирамидка. Стекло потемнело, поляризуясь под прямыми солнечными лучами.

— Саня, пойми, — сказал Храпнёв, — мы умрём. Пять, десять, пятнадцать лет. Кто-то из нас, может, как Вальковский, тоже решит повеситься. Что от