Тут я замечаю необычные дорожные знаки, а Джеймс снисходительно мне поясняет: “Это как раз для них – чтобы они не носились тут быстрее тридцати миль в час”. Сами-то мы с ним едем значительно быстрее, и вот за очередным поворотом и правда видим два ползущих друг за другом танка. И если честно, то не ползущих, а передвигающихся с довольно приличной для таких громадин скоростью. Мы пристраиваемся к ним в хвост, а потом все вместе подъезжаем к перекрестку, и я чуть не вываливаюсь из нашей машины от удивления: эти огромные чудовища дисциплинированно включают левый поворотник!

Все вместе мы подъезжаем к военной базе. Она окружена не глухим высоким забором, а сеткой, через которую хорошо видно, что делается внутри. И видно, кстати, приветливых, но грозно вооруженных часовых. Танки сворачивают туда, а мы снова разгоняемся и едем дальше по узкой дороге на гребне холма, по обе стороны которого открываются потрясающие виды. Вокруг луга с зеленой коротенькой, будто только что подстриженной травкой, а за ними море. “Джеймс, а куда девается старая, пожухлая трава? – задаю я, с моей точки зрения, совершенно невинный вопрос. – Не может же кто-то все эти поля без конца косить, как лужайку?” Джеймс смотрит на меня как-то странно, а потом вкрадчиво спрашивает: “Ты что, надо мной издеваешься?” Я удивленно поворачиваюсь к нему: “А что я такого сказала? Смотри: не будет же она расти так сама! Ее кто-то должен обязательно косить!” – “Или жевать…” – жестко и тихо подсказывает он. И тут до меня доходит – овцы! Ее ведь просто съедают овцы! И сразу замечаю, что по обеим сторонам дороги тут и там пасется полно овец. Как это я раньше об этом не подумала… Я прикусываю язык и решаю, что задавать свои глупые вопросы буду только в крайних случаях.

Едем мы, я глазею вокруг и уже молча пытаюсь понять, почему здесь так красиво на природе и в маленьких деревушках. Потом меня осеняет: вокруг нет ужасных глухих заборов выше роста человека. Палисадники домов отделены от остального мира или низкими цветущими кустами, или заборчиком по колено (ну, максимум по пояс), а поля друг от друга – тем же заборчиком из кустов, или низенькой стенкой из местного камня, который сливается с окружением, или невысокой сеткой. И все это совершенно не портит перспективу. Да, вот в чем дело – глаз не утыкается в бесконечные заборы. И еще нет разбросанного повсюду на природе мусора…

По дороге мы остановились на заправке. Дизель стоит дороже бензина, и еще висит объявление: “Есть бензин со свинцом” (то есть это такая редкость, что об этом надо сообщать дополнительно). Я от комментариев воздерживаюсь, чтобы не раздражать Джеймса, для которого все это в порядке вещей, и отправляюсь в туалет. Там над умывальником читаю: “Пожалуйста, оставьте раковину чистой для следующего посетителя”. Возвращаюсь в машину, а меня так и подмывает спросить Джеймса, затыкает ли он в общественном туалете раковину затычкой, чтобы помыть руки, а главное, каким образом он потом эту самую раковину “оставляет чистой для следующего посетителя”. Но я из последних сил креплюсь.

Пока заправляемся, Джеймс по ходу дела мне объясняет, что обычно тут нужно сначала залить бензин и только потом за него платить. Зато на всех больших автострадах все наоборот, и это создает очереди.

Наконец, возвращаемся в Свонедж. Снова обедать в пабе я не захотела, и мы пошли искать, где бы поесть рыбы. Хотя Джеймс и живет в приморском городке, оказалось, что настоящих хороших рыбных ресторанов в нем мало, зато куча забегаловок “фиш энд чипе” (где подают жаренную в кляре рыбу с жареной же картошкой). Мы зашли в одну из них, и там прямо у нас на глазах пожарили эту самую картошку и рыбу – как и положено, треску. В дополнение к ним мы взяли маринованные луковицы и гороховое пюре (которое здесь зеленого, а не желтого цвета), нам все это положили в одноразовую посуду, и мы уселись есть прямо на месте, хотя можно было всю еду и забрать с собой. Тут я с удивлением оглянулась на странный звук и увидела за соседним столом довольно необычную картину: взрослый и прилично одетый англичанин со смаком обсосал пальцы, а потом аккуратненько вытер их салфеткой! Не успела я как-то это прокомментировать, как от другого соседнего стола раздались точно такие же звуки…

Осторожно пробую свою жареную картошку. Оказывается совсем невкусно – ее в процессе приготовления не посолили. Смотрю тогда, что делает Джеймс, – а он, к моему изумлению, не просто посыпает ее солью, но еще и поливает уксусом. Не кетчупом, не майонезом, а именно уксусом! Я аккуратно интересуюсь, вкусно ли есть ее вот так, а он смеется и говорит: “А ты попробуй!” Я и попробовала – при этом, естественно, жареная картошка несколько подмокла и, на мой взгляд, совершенно потеряла свою аппетитность. Рыба же выглядела необыкновенно привлекательно, и я решила, что не стану портить ее уксусом, а просто посолю (втихаря от Джеймса). Он же, как ни в чем не бывало, уплетал свою порцию и занудливо объяснял, что не один он такой и что все англичане любят есть фиш энд чипе с уксусом. Заодно он рассказал, что есть еще одна особенность в поедании жареной картошки: это единственное блюдо, которое вполне прилично есть всем вместе. То есть никто косо не посмотрит, если вы закажете в ресторане одну порцию на двоих или на нескольких человек. А делиться другими блюдами здесь совершенно не принято… И еще мы поразмышляли о том, что чипсами тут называют исключительно нарезанную ломтиками горячую жареную картошку, а то, что продается в пакетах в супермаркетах здесь зовется словом “криспс”.

Раньше, кстати, я никогда не думала об Англии как стране морепродуктов, и напрасно: здесь есть и устрицы, и омары, и креветки, и крабы, и съедобные рапаны, и мидии, и куча всяких рыб – все местное, свежайшее. В Свонедже, например, у причала расположилась маленькая и совсем непрезентабельная кафешка, но в ней подают устриц с бокалом игристого вина, и можно заказать крабов и омаров, только что пойманных рыбаками. И даже есть специальный аквариум, где все эти еще живые морепродукты копошатся.

Позже я узнала, что большинство англичан ест рыбу не очень часто – и из всех рыбных блюд предпочитает именно фиш энд чипе. Среди наших знакомых мало тех, кто по-настоящему любит устрицы; и все относятся вроде бы с пониманием, когда я их заказываю, но с отвращением, когда я их ем. При этом в Англии даже есть устричные фермы, а осенью в графстве Корнуолл проводится фестиваль устриц и “Гиннесса”. Представляете, едят устрицы, а запивают все это дело темным пивом! И однажды в тамошнем ресторане, когда я заказала себе пару свежих устриц, мне их принесли густо посыпанными молотым перцем и почему-то каждую – на отдельной тарелке.

Да, так я снова отвлеклась. После нашего обеда в “фиш энд чипе” мы поехали в соседнюю деревню. Окрестности Свонеджа относятся к побережью юрского периода, и мне захотелось посмотреть, что это на самом деле означает.

Проезжаем мы мимо школы, на обочине рядом с негорящим светофором стоит толстая тетушка, одетая в накидку ядовито-зеленого и оранжевого цветов. “Лоллипоп-леди” (женщина-леденец), – мимоходом отмечает Джеймс. Я с подозрением кошусь на него: что это с ним произошло, он ведь никогда не отличался особой образностью речи! И потом – ему теперь что, нравятся толстушки? На всякий случай осторожно говорю: “Как здорово и нежно ты ее назвал!” Джеймс ошарашенно смотрит на меня и спрашивает озадаченно: “Ты это о ком? О лоллипоп-леди, что ли? Так это же официальное название ее профессии!” – “Как это?” – недоверчиво хмурюсь я. “Ну да, как вот регулировщик там или постовой”, – говорит он. “А что же тогда у нее за профессия такая? Она что, леденцы непрерывно ест?” – запальчиво спрашиваю я. “Да нет же, просто у нее шест такой с круглым знаком “Стоп!” наверху, и он вроде бы как напоминает по форме леденец”, – назидательно уточняет Джеймс. “А зачем ей этот шест и что она с ним делает?” – продолжаю недоумевать я. “Разве не понятно? – удивляется он. – Когда школьники выходят к дороге, она его поднимает, и все машины должны остановиться, чтобы их пропустить. А потом она его опускает, и все едут дальше”. Я проникаюсь сочувствием к бедным леди: “И что же, они так и стоят у дороги весь день?” – “Да нет, – успокаивает меня Джеймс, – они ведь только у школ работают, значит, только до или после уроков. Поподнимает свой шест раза три-четыре – и свободна. Это в основном домохозяйки так подрабатывают”. Я вздыхаю с облегчением: “Ладно, тогда не самая пыльная у них профессия”. А сама думаю: смешное занятие – поднимаешь шест пару раз, и домой, чай пить. И теперь, когда вижу у дорог этих леденцовых дам, каждый раз ехидно отмечаю, что все они далеко не худенькие.