Жиль рассмеялся.

— Так уж я вам и нужен. Я знаю, по крайней мере, два десятка юношей, которые умирают от желания вас туда проводить.

— А я хочу именно с вами. И если вы мне не дадите такого обещания, я вас не отпущу.

Маленькая прохладная ручка, хрупкая, как птичья лапка, легонько вздрагивала на руке Жиля, ручка была свежая, почти холодная.

— Обещаю вам это, Терезия. Если меня не посадят под арест. А теперь обратитесь к вашим подданным.

Шествие девушек приближалось к подъезду. С негодующими восклицаниями камеристка вновь завладела своей молодой госпожой и занялась ее волосами. В одно мгновение королева была готова и отдана своей свите. Девушки встали кругом, в центре которого находилась королева. Танец сопровождался пением. Затем на ее черные волосы была возложена весенняя корона, и юная королева заняла место во главе шествия под увитой цветами аркой. Вся процессия торжественно направилась к деревенской церкви. Там уже гулко били колокола.

Госпожа Кабаррус, ненадолго возвращавшаяся в дом, появилась в широкополой соломенной шляпе, по последней парижской моде украшенной переплетенными лентами из тафты и длинными белыми страусиными перьями, спускающимися на слегка припудренные волосы. Это была маленькая женщина, живая, подвижная, похожая на воробья. Она постоянно находилась в движении, и темперамент ее был весьма утомительным для ее мужа. Немногие могли похвастаться, что избежали ее резких и колких замечаний и шуток. Она до крайности тщеславно гордилась титулом графа, который три года назад был пожалован королем Карлом III ее супругу, ставшему одним из крупнейших испанских финансистов после того, как он принял испанское гражданство.

Конечно же, надменная испанская знать вовсе не скрывала своего презрения к этому «графу» де Кабаррусу, к судовладельцу Франсуа Кабаррусу, уроженцу местечка Кап-Бретон в ландах, и к этой «графине», звавшейся в девичестве Антуанеттой Калабер. Но сознания собственной значимости для родителей Терезии было достаточно. Они жили в пышном доме в Карабаншеле со своими тремя детьми и при этом твердо знали, что, когда придет время, их состояние даст им возможность, если они этого пожелают, без особого труда сделать любой выбор среди местной знати, высокомерной, титулованной, но в большинстве своем безденежной.

Графиня Антуанетта решительно взяла Жиля под руку.

— Вы не находите, шевалье, что из нас бы вышла великолепная пара? Ваш голубой мундир отлично подходит к моему платью.

Молодой шевалье был затянут в элегантную гвардейскую форму, скопированную первым из испанских Бурбонов с формы гвардейцев Версаля, но с некоторыми отличиями: голубой мундир, ярко-алые с посеребрением отвороты, замшевые брюки и жилет, широкая расшитая перевязь, высокие сапоги, шляпа.

Благодаря своему имени, высокому росту, физическим данным, он был принят в привилегированный гвардейский полк, тогда как его друг Баз должен был довольствоваться менее престижным драгунским полком в Нюмансе. Гасконец легко с этим примирился и показал такую же степень прилежания, как и в полку драгун королевы. С куда большим усердием он посещал игорные дома Мадрида, где с увлечением предавался этим адским играм, с еще большей старательностью наносил визиты некоторым чиновникам колониальных судов, благодаря которым — по крайней мере с его слов — он заключал выгодные сделки по продаже ввозимых товаров из Америки. Он даже убедил своего друга доверить ему часть его скромного состояния, которое тот скопил на королевской службе, чтобы он. Баз, мог вложить ее в торговлю продовольственными товарами, такими, как пряности и какао.

Остальную часть своих средств осторожный и умеренный Жиль доверил Франсуа Кабаррусу, которого ему с настоятельностью рекомендовал бывший министр Некер, он нанес ему прощальный визит перед отъездом в Испанию. Жиль полностью доверял таланту финансиста своего друга и опасался своей собственной страсти к азартным играм. Впрочем, он оказался в очень удобном положении. Банкир Кабарруса регулярно каждый месяц сообщал ему о состоянии его дел, а когда Жиль приезжал в его дом на два-три дня, то банкир приобщал его к опасной финансовой игре, к которой до этого времени Жиль не чувствовал никакой тяги, а скорее чисто аристократическое отвращение.

В один из первых визитов банкир сообщил ему:

— Вы удивитесь, но многие из испанских грандов не только считают значительно лучше, чем мои служащие, но и дадут сто очков вперед шекспировскому Шейлоку. Их надменное высокомерие подкрепляется кассовыми книгами.

— Так научите меня этому, — радостно сказал Жиль. — Моя будущая семья будет вам очень признательна. А я, по крайней мере, не буду иметь того глупого вида, когда Баз выдаст мне очередную длинную тираду об ажиотаже, о банковской учетной ставке и обо всем таком прочем, совершенно мне не понятном, как латынь в детстве.

В сопровождении ни на минуту не отпускающей его госпожи Кабаррус Жиль присутствовал на деревенской мессе, а затем сопровождал королеву Мая на увенчанный цветами трон, установленный для нее перед церковным порталом. Но перед тем, как подойти поцеловать маленькую ручку, которую Терезия сгорала от желания предоставить ему, он должен был исполнить обряд выплаты, как этого требовал обычай и дружные возгласы свиты. Он внес свою лепту, преклонил колено перед юной Терезией и приложился легким поцелуем к ее тонким пальчикам, которые вцепились в его руку с неожиданной силой.

— Вы приедете за мной пятнадцатого мая? Вы это обещаете?

— Если это будет в моей власти, я приеду. Обещаю вам. Во всяком случае, обещаю, что не поеду на праздник ни с кем другим.

— Идите с Богом, сеньор. Я вас буду ждать.

Другие «верноподданные», сопровождаемые свитой, начали подходить для рукоцелования. Жиль отошел в тень платанов, где его ожидал слуга с лошадью.

Сейчас он меньше всего хотел снова очутиться в удушливой, несмотря на все его изящество, атмосфере королевского дворца Аранхуэса.

Стояла чудесная погода. Поверх только что распустившихся листьев светило ласковое и вместе с тем горделивое солнце, испускающее свои лучи на землю. Начинался праздник. Там и здесь возникали маленькие трактирчики, где можно было отведать пряностей, чесночной колбасы, помидоров, дынь, пирожных с миндалем, выпить терпкого душистого вина. Ярмарочные фокусники и актеры расстилали ковры, готовясь представить публике ученых обезьян, дрессированных коз, Водоносы, торговцы зонтиками шныряли в толпе, все больше и больше теснившейся вокруг трона королевы. Прибывали сюда мелкие идальго, чем беднее они были, тем надменнее, а также мелкие хозяйчики, подпрыгивающие во время приветствий, в своих шелковых одеждах по версальской моде; «махо», блестящие, как боевые петухи, в обтягивающих ноги чулках нежных цветов, единые в своем общем восхищении Терезией, прелести которой они обсуждали в довольно смелых выражениях.

— Да благословенно будет чрево той, кто родил такую красоту!

— Мужчина, который окажется в твоей постели, будет равен божеству!