Мы зашагали сквозь снег. На площадке по такому холоду было пусто. Мы втиснулись в кабинку деревянного корабля. Изо рта шел пар. Йенси начал растирать руки.

– «Сыновья Большой Медведицы» серию знаете? У меня вся есть. Моя любимая!

– Знаем, конечно. Я отцу недавно вслух читала, но он хочет только Джека Лондона.

Йенси удивленно на меня посмотрел.

– Как это – ты ему вслух читаешь? Он что, сам не может?

– У него винтики малость пооткрутились, – сказал Андреас, но я бросила на него злобный взгляд, и он замолк.

– Можно сделаться побратимами, – предложил Йенси. – Как Харка, сын вождя. А потом его стали звать Токей-Ито.

Я посмотрела прямо в его веснушчатое лицо.

– Мы тебя вообще-то еще толком не знаем!

Андреас постучал пальцем по лбу.

– Ты ж из Саксонии! Какие побратимы, ты что!

– Но я хочу-у-у! Хочу быть с кем-то, не один.

Он вытянул тощие ноги, скрестил руки на мохнатой куртке и уставился на песок. Андреас принялся рыться в карманах аляски и подал мне какой-то непонятный знак.

Йенси встрепенулся.

– Вы чего?

Андреас вытянул из кармана лезвие бритвы.

– Жуть какая! – взвизгнул Йенси.

– Не ожидал? – я зловеще улыбнулась.

– Давай руку, саксонец! – велел Андреас.

– Не дам! – заерепенился Йенси.

– Так я думал, ты хочешь. Сам же сказал!

Йенси не пошевелился.

– Ну давай же, плакса-вакса-сакса!

Как в замедленной съемке Йенси вытянул руку и закрыл глаза.

Андреас нацелился бритвой на его палец. В ту же секунду Йенси заорал, отдернул руку, и бритва в нее вонзилась. Йенси вскочил и треснулся головой о деревянную крышу кабины.

– О-о-ой, ой-ой, ой-ей-ей! Вот гадство!

Он плюхнулся на песок и задрал руку повыше.

– Сейчас из меня вся кровь вытечет!

На песок капали красные капли. Похоже, это не просто царапина.

– Черт, порез-то серьезный, – сказал Андреас,

Йенси зарыдал в голос.

Я подняла его на ноги.

– Бежим в поликлинику! Скорей!

В поликлинике врач нас отругал, потому что у Сакси-Йенси оказался задетым большой кровеносный сосуд. Всю дорогу домой он прорыдал – боялся получить нагоняй от родителей. Свой первый день в новой школе он наверняка представлял по-другому.

В общем, хоть он и был саксонцем, мы с ним подружились. И стали звать его Сакси – это прозвище приклеилось к нему намертво.

Когда рана у Йенси зажила, уже окончательно наступила зима. Мы стали брать его с собой на крепостной вал, там надевали мини-лыжи и катались с крутых обледенелых склонов. На валу и выяснилось, что Сакси-Йенси – хвастун, каких поискать. Перед тем как съехать вниз, он принимался объяснять нам, что вот в Саксонии горы – это горы, в сто раз выше нашего вала, и что в съезжании с них ему никто в подметки не годится. Правда, толку от хвастовства было ровно ноль – съехать и не упасть Сакси не удалось ни разу.

* * *

Какое-то тарахтение. Всё громче и громче.

Тяну за шнур – Андреас останавливается и поворачивается ко мне. Волны толкают нас друг к другу. Чтобы не налететь на меня, Андреас упирается рукой в мое плечо.

Вокруг темнота, ничего не видно.

Приближающийся шум мотора.

– Лодка, – говорит Андреас.

Лодка, которая бороздит море без света. Они ищут нас. Наши вещи, наверно, уже нашли.

Хватаю Андреаса за руку:

– Они нас не видят! Надо просто переждать.

– И что теперь делать?

– Ничего. Будем ждать. Если включат свет – нырнем.

– А если стрелять начнут?

– Ерунда, не начнут. Это ж не Дикий Запад.

– Откуда ты знаешь?

А я и не знаю.

Шум мотора все громче. Света по-прежнему нет. Непонятно, откуда идет звук.

Поворачиваюсь в воде, прислушиваюсь, но тарахтение доносится со всех сторон. Что же делать?!

В любую секунду луч света может нас обнаружить – тогда всему конец. Когда они так близко, зацапать нас ничего не стоит.

Погружаюсь под воду – там звук еще громче. Снова выныриваю. Они должны быть совсем близко. Застываю на воде, не делая ни единого движения.

Андреас хватает меня за плечо.

– Ч-ч-черт!

Тоже чувствую, что к нам приближается нечто большое. Сейчас они на нас наедут… Шум мотора обволакивает меня, и я перестаю дышать.

Но тут что-то изменилось: звук по-прежнему громкий, но не такой опасный.

Он становится ниже, – лодка удаляется.

– Вот черт, они совсем рядом проплыли!

Андреас кашляет, отхаркивает воду.

Большая волна плещет мне в лицо, потом еще раз; дыхание перехватывает.

Отворачиваюсь, пережидая, пока волны не улягутся. Нас качает на них, а шум мотора постепенно затихает.

– Что за цирк устроили, уроды недоделанные! Чтоб вам всем утонуть!

Андреас снова кашляет.

– Мне отдышаться надо. Минут пять.

Он переворачивается на спину и замолкает.

Чувствую, как сжимается желудок: я наглоталась соленой воды. И еще – страха.

Дедовы истории… Лучше бы он мне не рассказывал всего этого. Особенно про «людей-лягушек», морской спецназ. Их около сотни, расквартированы в Кюлунгсборне. Тренируются в Балтийском море, прыгают в воду с лодок и с вертолетов, могут проплыть десятки километров даже зимой, хоть до датской границы.

Если бы они сейчас спрыгнули с лодки, чтобы поймать нас, – всё, туши свет.

Утянут под воду – никто и не заметит.

А они бы нас нашли. Это уж точно!

Стараюсь дышать ровно, смотрю вверх, на небо. Сквозь облака еле пробивается парочка звезд. Моторку больше не слышно, вокруг тишина. Люди-лягушки все делают беззвучно.

Запрещаю себе о них думать.

– Плывем дальше, только совсем тихо, – шепчу я.

Андреас снова переворачивается на живот.

– Что?

– Совсем тихо, – повторяю я.

– Зачем, лодка ведь ушла.

– Все равно лучше, чтоб без шума.

– Окей.

Андреас не возражает, это на него не похоже. Но он знает, что во всем, что связано с водой и морем, я разбираюсь лучше, и с утра в автобусе я ему сказала, что меня надо слушаться, особенно если запахнет жареным. Дед мне много чего порассказал, но делиться всем этим с Андреасом я не хочу – его это только напугает, а что в этом хорошего? Мы и так уже по уши известно в чем.