– Прекрасная конструкция, надо бы запатентовать! – радовался Зяма, ведя чемоданованну под уздцы.

Прорезиненные колесики катились мягко, так что даже на брусчатке наш экипаж шумел не больше, чем обычный чемодан.

Поскольку калитку уже открыли, вывод нашего засадного полка из сквера был осуществлен легко и быстро. Мы только немного постояли в непроглядной тени портика на выходе, дожидаясь попутчиков.

В Риме люди с чемоданами – неотъемлемая часть пейзажа, одним больше, одним меньше – картинка не меняется. Минут через пять мимо нас деловито проследовала пара американских туристов, отягощенных чемоданами и поисками нужного адреса. Мы с Зямой мимикрировали: тоже достали имевшуюся у нас карту и под прикрытием широко развернутого бумажного полотнища пристроились американцам в хвост. Охранник в будке на углу не обратил на нас никакого внимания.

К сожалению, нашему поступательному движению сильно мешали многочисленные римские лестницы, преодолеть которые мы не могли, а потому вынуждены были их обходить. В результате путь к отелю оказался очень долгим, с многочисленными ответвлениями и петлями.

– У меня странное ощущения, будто это уже было, – пожаловался мне Зяма, когда мы в третий раз выкатились на бульвар, спуститься с которого можно было только по крутым ступенькам.

– Еще бы! Мы кружим тут уже минут десять! – согласилась я.

– И, кажется, не мы одни, – добавил наблюдательный братец. – Вон те парнишки тоже петляют. Должно быть, заблудились, туристы!

Он хохотнул, ощущая свое превосходство над незадачливыми «парнишками».

Зяма, надо отдать ему должное, в Риме ориентировался, как почтовый голубь. Он с беспримерной точностью определял правильное направление и с легкостью находил дорогу в путанице узких улочек. Конечно, когда мы прогуливались по ним без громоздкой и неповоротливой чемоданной колесницы.

Я оглянулась на предполагаемых туристов, но не успела их рассмотреть, потому что парни свернули в проулок. Увидела только застиранные до белизны джинсы, мускулистые шоколадные спины под белыми борцовскими майками и кудрявые брюнетистые затылки.

– Итальянцы, наверное. А может, греки или испанцы, в общем, здешние парни, – расплывчато определил национальность туристов разговорившийся Зяма. – Видишь, они без шляп и в открытых майках, значит, не боятся южного солнца.

И он дружелюбно крикнул вслед предполагаемым грекам:

– Калимера!

– Я бы им не только «здравствуйте», я бы им и «спасибо» сказала, если бы они нам помогли! – вздохнула я.

Парни были здоровые, крепкие, как молодые бычки. А мне, изящной барышне, состоять в роли поводыря при ванно-чемоданной колеснице показалось делом утомительным.

– Ничего, сами справимся! Н-но, мертвая! – веселым басом крикнул малюточка Зяма.

Мы покатились дальше и в какой-то длинной подворотне вновь испытали ощущение дежа-вю, завидев в конце туннеля не только свет, но и загораживающие его фигуры.

– Опять эти испанские греки, – заметил Зяма.

У него прекрасная зрительная память – профессиональное качество художника.

– Ехал грека через реку, видит грека – в реке рак, – нахмурясь, пробормотала я. – А ну-ка, Зямка, сворачивай!

– Куда? – удивился братец. – И зачем?

– Затем, что сунул грека руку в реку, а рак за руку грека – цап! – ответила я, налегая на «сундук».

По опасно крутой дуге мы закатились во внутренний дворик старинного дома, обогнули круглую клумбу, с ускорением промчались по колоннаде и, едва не сбив с ног какого-то зазевавшегося дедулю с фотоаппаратом, выехали на параллельную улицу.

– Зямка, мы ведь встретили их уже трижды, это точно не к добру! – на ходу взволнованно объясняла я братцу. – Это не только в Италии, это в любой стране мира дурная примета – увидеть в подворотне накачанных хлопцев.

– Ты думаешь, они нас преследуют? – заволновался Зяма. – Ты думаешь, это уличные грабители?! О боже! Если у нас отнимут ванну, я этого не переживу!

Я-то думала, что не переживу, если эта чертова ванна останется с нами еще хотя бы в течение часа – мои силы были на исходе. Однако Зяме я этого говорить не стала, озвучила лишь другую возможную угрозу:

– Это могут быть и грабители, и служители закона. Вспомни, ведь сейчас мы – преступники, похищающие культурную ценность!

– Так или иначе, но мы должны оторваться от хвоста! – постановил братишка и свирепо оскалился, как будто выражая намерение этот самый хвост перекусить.

Мобильностью мы больше походили на обоз, чем на группу отрыва, так что удрать от преследования не могли. Зато мы могли запутать свой «хвост», а потом и отбросить его, как это делают ящерицы!

– Хотя у ящериц он вырастает снова, так что аналогия не самая удачная, – справедливости ради заметила я.

Зяма от моей реплики отмахнулся.

Он продел в ручки чемодана свой ремень и впрягся в него, как рикша, так что на разговоры у него дыхания не хватало. Я подталкивала фургончик сзади, и мы довольно лихо ехали по бульвару в направлении вокзала Термини, который интересовал нас в качестве места, где тучами ходят люди с чемоданами.

Авось мы затеряемся в толпе!

Не сбавляя скорости, мы закатились под гулкие своды вокзала, сделали пару кругов по залу, на ходу разбираясь с топографией, и, наконец, нашли туалет, куда и влетели, как красноармейская тачанка, под пулеметную дробь каблуков.

Еще в полуфинале гонки, под указателем «WC», мы с Зямой договорились, что направляемся прямиком в дамскую уборную, поскольку наши преследователи отчетливо мужского пола, а потому не последуют за нами в клозет. Зяма же при всей брутальности его фигуры, одетый в короткие розовые шорты с воланами и майку цвета лайма, вполне мог сойти за кокетливую норвежскую культуристку, так что у нас был реальный шанс без шума вписаться в дамское общество.

Для полноты образа братец взлохматил кудри, напялил мои солнечные очки в черепаховой оправе со стразами и не глядя намалевал себе сочные малиновые уста. Помаду я ему тоже одолжила свою, и это подсказало изобретательному Зяме следующий ход.

– Вытряхивай из сумки, что у тебя есть красящего! – потребовал он, едва мы зарулили в тупичок за туалетными кабинками.

Синий халат на гвоздике, профессиональный набор половых щеток и несколько черных пластиковых мешков с мусором указывали на тот факт, что это служебное помещение.

Я послушно распахнула торбу, братец сунулся в нее, залез едва ли не по пояс и несколько минут энергично копался в ее недрах, изрядно меня этим нервируя. Я не всегда могла понять, чем он там гремит и шуршит, и изнывала от любопытства и беспокойства.

А ну как сломает мне что-нибудь ценное! Например, пижонскую ручку с эмалью, «Фрай Вилли», которой я никогда не пишу, или хрустальную стопочку, из которой я на работе показательно пью валерьянку, или деревянную куколку с ручками на ниточках, которая прижилась во внутреннем кармашке просто потому, что так забавно из него высовывается! Да мало ли в сумочке уважающей себя девушки различного чудного и милого хлама, а этот слон в посудной лавке разгромит мне весь фэн-шуй!