Алекс смотрел на станцию, темную и потрепанную. Трудно было сразу понять, что это такое, – хотя в лучшие ее дни путник получил бы здесь теплый прием, стол, кров и короткий отдых.

– В дальнем космосе законы не действуют, – сказал он. – Мы всего лишь выдали бы местоположение станции.

– Может, именно это и нужно сделать, Алекс?

– Что именно?

– Выдать ее местоположение. Пожертвовать ее разведке – пусть они занимаются станцией.

Он задумчиво пожевал губами:

– Неплохая мысль, Чейз. – Мы оба знали, что сможем забрать едва ли не все ценное, кроме самой станции. А отдав ее разведке, мы улучшили бы отношения с организацией, исправно поставлявшей состоятельных клиентов. К тому же «Рэйнбоу» получала бесплатную рекламу. – Я думаю точно так же, моя проказница.

Бо́льшую часть станции занимали служебные помещения и причал, но обнаружились также столовые, жилые каюты и места для отдыха. Мы нашли остатки открытых пространств – бывших парков, – озеро и даже пляж.

Теперь все это было серым и замерзшим. Восемнадцать веков – немалый срок, даже в условиях почти полного вакуума.

Энергии, естественно, не поступало, и поэтому не было ни гравитации, ни света. Но не важно: нам выпала неожиданная удача, и Алекс, обычно степенный и уравновешенный, можно сказать, даже занудный, превратился в мальчишку в игрушечном магазине. Мы стали обходить станцию, таща за собой кислородные баллоны.

Но почти все игрушки оказались сломаны. Личные вещи обитателей станции плавали повсюду, описывая бесконечные круги, – стулья и столы, замерзшая ткань, ножи и вилки, блокноты и туфли, лампы и подушки. Многое за прошедшие годы превратилось в бесформенные обломки. Каждые семь с половиной минут станция совершала оборот вокруг своей оси, и тучи свободно летающих предметов ударялись о переборки.

– Вроде гигантского блендера, – проворчал Алекс, еле скрывая досаду.

Культуру шэньцзи сегодня больше всего помнят по огненным башням, напоминающим готовые к старту ракеты, асимметричным постройкам, впечатляющим гробницам, драмам Андру Барката, которые до сих пор ставятся для снобов. Помнят и то, что она пришла к упадку, а затем и к гибели вследствие религиозных войн. Впрочем, возможно, виной всему были поиски цивилизаций, населенных нечеловекоподобными существами, – они шли почти непрерывно, не принося заметных результатов, в течение двух тысячелетий. Шэньцзи не привыкли легко сдаваться. На протяжении золотого века – до прихода пророка Джайла-Суна – они были убеждены, что есть и другие разумные существа и предназначение человечества состоит в том, чтобы обсудить с ними различные философские вопросы. В каком-то смысле идея была религиозной и привела к немалым затратам ресурсов, но, по крайней мере, вреда никому не причинила. Сейчас всем известно, что в пределах Млечного Пути нет никого, кроме нас и ашиуров, «немых». (Разумеется, все сказанное про шэньцзи случилось с ними до того, как Гонсалес открыл существование «немых», или, строго говоря, до того, как «немые» обнаружили его.) Не стоит говорить, что было бы очень неплохо, если бы они собрали вещи и улетели – например, в туманность Андромеды.

Среди ныне живущих есть несколько человек, утверждающих, будто они – чистокровные шэньцзи. Не знаю, правда ли это. История шэньцзи – невероятная мешанина из исследований космоса, погромов и инквизиционных процессов. Но их цивилизация давно погибла, и этот факт, похоже, интригует кое-кого до сих пор. Алекс как-то заметил: тем, кто умер достаточно давно, гарантирована хорошая репутация. Пусть при жизни ты ничем не отличился, но если твое имя вдруг обнаружится, скажем, на развалинах стены в пустыне или на каменной табличке, где говорится о доставке партии верблюдов, – тебе мгновенно будет обеспечена слава. Ученые станут говорить о тебе шепотом, ты войдешь в поговорку, и, возможно, в твою честь назовут целую эпоху. В те времена, когда исторических событий случалось не так уж много, история выглядела куда проще.

Как постоянно заявляют историки, им хотелось бы поговорить с кем-нибудь из тех, кто прогуливался возле Парфенона во времена гегемонии Афин или бывал на параде шэньцзи. Если бы такой уникум нашелся, его стали бы возить по городу на самых роскошных скиммерах, угощать лучшей едой и приглашать на заседания Совета. И он наверняка стал бы гостем «Шоу при дневном свете».

Сегодня Морнингсайд, родную планету шэньцзи, населяет современное общество, скептическое и демократическое, состоящее из иммигрантов со всей Конфедерации. От племен истинно верующих не осталось и следа, все подозрительны и интересуются лишь толщиной твоего кошелька. И никто уже давно не верит в то, что где-то есть другие инопланетяне.

Алекс был из тех, кому легко затеряться в толпе. Он выглядел как типичный бюрократ: с первого взгляда было ясно, что он любит сидеть в офисе, предпочитает размеренную работу по графику, без всяких неожиданностей, и пьет кофе с подсластителем. Так оно и было, хотя, по правде говоря, много лет назад у нас случился короткий роман. Но жениться на мне он вовсе не собирался, да и мне хотелось видеть в нем друга, а не любовника. Такие дела.

Среднего роста, с каштановыми волосами и темно-карими глазами, он выглядел совершенно нелепо в скафандре, как, впрочем, и на древней базовой станции, – плывущий по темным коридорам, с фонарем в одной руке и лазерным резаком в другой.

Рассудительный и спокойный, он был о себе высокого мнения. Космические корабли он никогда не любил – в прежние времена, когда еще использовались старые прыжковые двигатели, ему становилось плохо при каждом переходе в пространство Армстронга и обратно. Его интересовало только самое лучшее. Он любил делать деньги и пользоваться своим влиянием, радовался, когда его приглашали на вечеринки с нужными людьми. Но в душе он был человеком добрым – мог позаботиться о бродячей кошке, всегда держал слово и был внимателен к друзьям. Добавлю, что и начальником он был вполне сносным, хотя порой непредсказуемым.

Резаки нам понадобились по той причине, что многочисленные люки – как внутренние, так и внешние – не работали, и пришлось прорезать их, двигаясь вперед. Я резала металл и упаковывала все предметы, которые могли иметь спрос, а Алекс указывал, что именно надо забирать. Но после трех дней блуждания по станции мы ничего толком не нашли.

Алекс определил местоположение станции, пользуясь зацепками, которые содержались в архивах шэньцзи. Сам факт того, что мы наткнулись на форпост культуры шэньцзи, мог послужить хорошей рекламой для корпорации. Но на поток сокровищ рассчитывать не приходилось, а между тем именно этого ожидал Алекс.

У него начало портиться настроение. По мере того как мы вылавливали разные мелочи – кнопки и фильтры, осколки посуды и битого стекла, обувь и часы, – он все чаще вздыхал и, держу пари, качал головой внутри шлема.

Я видела его таким и раньше. Обычно он начинает говорить об исторической ценности предметов и о том, что их плачевное состояние – великая утрата для человечества. Когда что-то идет не так, он становится великим гуманистом.