раз я здесь была, а ее не было! Уж как можно не заметить деревню, проезжая по шоссе?

Хм… Объяснения не было. Единственное, что пришло в голову на тот момент – пойти туда. Прямо через поле, по этим колдобинам и сухим остаткам стволов кукурузы. Да, будет, наверное долго и слегка трудно – но разобраться-то надо? Или я не исследователь?

Сверху, с сосны, все кажется таким близким и таким простым. И вроде как все рядом, и вроде по прямой, но стараясь идти все время прямо, каким-то неведомым образом я сделала круг и вышла к той соседней деревне. Постойте, но ведь это совсем в стороне от того места, куда я собственно шла? Надо идти по шоссе.

Насколько помню, тогда мне казалось, что я шла вечность. Или даже больше. Я даже прошла все эти бесконечно унылые поля, я дошла даже до леса с противоположной абсолютно стороны, но никакой другой деревни просто не было. Махнув рукой, я забросила эту идею, списав все на то, что «показалось».

Но, буквально на следующее лето, как обычно бывает – совершенно случайно, в разговоре с деревенскими тинейджерами, я вскользь упомянула этот момент, и… их лица поменялись. Мне с большим трудом удалось их разговорить – они явно не хотели рассказывать об этом. И вот, что они в итоге мне поведали.

Там, на краю того поля, в действительности только одна деревня, никакой другой нет и не было. Только много-много лет назад стояла она на другом месте – там, где её сейчас некоторые видят с той сосны. Маленькая была деревенька, десятка три домиков, несколько коров, даже пара лошадей, а уж куры, гуси, свинюшки – все как положено. Прудик маленький рядом.

Хорошая была деревенька, женщины и девушки в ближайшем колхозе доярками работали, мужики на полях. Детишек автобус в соседний ПГТ в школу возил. Только как-то раз повздорили два соседа, два друга – и хорошо повздорили, до отравления собак и свиней дело дошло. Чего уж они там не поделили, никто уже и не знает.

Но так велика была их ссора и обида, что взял как-то ночью один и поджег дом другого. И не просто поджег, а дверь снаружи подпер, чтобы наверняка. Мужик-хозяин на улицу через окно успел выскочить – а жена с сыном дома остались, угорели.

Лето было сухое, домики деревенские стояли близко друг к другу, и полыхала скоро вся деревня. Кто-то успел выскочить, кто-то успел скотину выпустить, но многие, очень многие там в пепле остались. Выжившие, выскочившие друг другу помогали, рубили двери домов, хлевов – всё в дыму, из прудика воду таскали. Только толку-то от тех ведер, когда жар даже к забору не дает подойти, не то что к дому.

Мужик, чей дом первый горел, что сына и жену потерял, понял, кто виной всему. Догнал его у той самой сосны, там поджигателя и нашли потом. А сам пропал. Говорят, в город подался, а может в лесу сгинул, кто его знает. А еще говорят, что сами деревенские – те, кто выжить сумел, но своих схоронил – его нашли и там возле той же сосны и порешили. По сути, это ведь с их ссоры, с их травли все и началось? Значит, кто виноват-то? Оба!

Деревню, после того, как траур прошел, не стали там отстраивать. Захотели забыть это место, и пожар этот, как страшный сон, и заложили новую деревеньку в стороне, и шоссе новое проложили, старое-то аккурат посредине прежней деревни шло, чтобы даже мимо сгоревших остовов никто не проезжал. И не сажали там ничего.

Так со временем пожарище сначала кустами, потом березками и заросло. Его и не видно – новая деревенька далеко, шоссе в стороне, поле тоже обошло этот участок.

Только, говорят, иногда лай собачий слышится, да вроде поет кто-то… А может, ветер издалека приносит?

от Валерии Никитиной

Он приходит в полночь

В эту ночь он снова приходил. Амина проснулась в холодном поту и ей казалось, что его следы всё ещё здесь – в реальности. А сны ли это? Может он и вправду приходит.

Сегодня в их доме были гости и Амина так устала, что вечером совсем забыла прочитать молитвы и совершить намаз, а он очень любил, когда она пропускала молитву, ведь в такие дни он мог прийти к ней.

Амина никогда не видела его лица, но точно знала время его прихода – полночь. Все эти сны (сны ли?) начинались одинаково – Амина шла по полю и её окружал плотной стеной туман, такой густой, что его можно было трогать руками, словно вату. Травы, покрытые холодной росой, хлестали по ногам, и её длинное платье промокало насквозь. Ей было так одиноко, страшно и холодно в этом тумане, так хотелось скорее выйти на свет, на солнце! Но поле тянулось и тянулось бесконечным, бескрайним полотном. Сама вечность, казалось, упокоилась здесь, в этих туманных травах.

Он появлялся внезапно, будто формируясь из клубов тумана. Нет, Амина не видела его, но знала, что он пришёл. Он стоял за её спиной и молчал. И в этом молчании было столько дикого животного ужаса, что Амина переставала дышать, лишь сердце её билось так, что закладывало уши. Тишина. Мёртвая тишина наступала кругом. Замолкали птицы, не шелестели травы, склоняясь к земле, не журчала где-то вдалеке речка. Время останавливало свой ход.

А потом раздавался его голос. Он был похож на то, как шипит пар, поднимаясь с горячих круглых камней в их бане, когда Амина лила на них воду с ароматными маслами. Глубокий вздох, пауза и после протяжное, тихое шипение:

– Здравствуй, Амина!

Амина молчала.

– Молчишь, как обычно, – усмехаясь, шипел голос, – Думаешь, что я исчезну, если ты будешь молчать. Что ж, может ты и права, но лишь до следующего раза. Однажды ты снова забудешь прочитать на ночь молитву и тогда я вновь приду к тебе, Амина. Зря ты тянешь время, давно бы уже жила как королева. Что ты хочешь, скажи? Деньги, власть, золото? Я могу дать тебе всё! А что может он? Петь свои песенки о доброте к ближним? А зачем тебе это? Добро в карман не положишь.

Голос презрительно скривился. Амина знала, про кого он говорит. Про её Ангела. Тот не позволял ему подходить слишком близко, но силы Ангела слабели, если Амина не помогала ему, не совершала намаз, думала плохо о ком-то, завидовала, гордилась, обижалась. Своего Ангела она тоже никогда не видела, но твёрдо знала, что он есть и он рядом.

Голос за спиной смеялся, всё громче и громче, он хохотал, как безумный, и небо затягивало тучами, темнело, раздавались глухие раскаты грома и гроза принималась бушевать над головой девушки. В эту минуту она обычно просыпалась и тяжело дыша, принималась наспех читать молитвы, которые прогонят его – злого духа, джинна, приходящего к ней во снах.

Но сегодняшний сон был особым. Он был другим, не как всегда. Не было ни поля, ни тумана. Ничего не предвещало беды. Амина стирала бельё в большом деревянном корыте во дворе старенького деревенского домика и развешивала их на верёвку. Изумрудная трава покрывала весь двор, у забора цвели яблони, жужжали пчёлы, сладко пахло, лёгкий ветерок колыхал белоснежные простыни, и на душе было легко и радостно.

На потёртых временем ступенях крыльца дремал Акбай, её пёс, который ушёл от старости три года назад, он вырос вместе с Аминой, с раннего детства они были вместе, с тех самых пор, когда родители принесли в дом крохотного белого щенка с чёрным пятном на боку и вокруг правого глаза. С Акбаем они были неразлучны, чуть ли не ели из одной миски, как говорила мама в шутку.

И вот Акбай рядом, снова живой и молодой пёс. Амине хорошо и светло, она понимает, что это сон, но хочет, чтобы он длился вечно. Но в минуту всё меняется вокруг. Тревожно щебечут птицы, взлетая с яблоней. Умолкают пчёлки-труженицы. Солнце