и благолепия, высоких башен и пышных садов, основанными должным порядком много лет назад в соответствии с Законами Цивилизации черноволосыми людьми. Людьми искусными, мастерами музыки и слова, металла и золота. Это же твой благодарный народ, строящий могучие корабли, уходящие, но возвращающиеся с дарами из далёких мистических земель. Не дай погибнуть добрым людям. Или же моя покровительница ныне предпочитает раздор любви, тьму свету, неотвратимый рок, хаос, вражду, беззакония и разногласия? Госпожа, этого ли ты хочешь? Должна ли и я рушить то, что следует сохранять?

Энхедуанна пела ночь напролёт и вышла утром из святилища вся измотанная и утомлённая. Подойдя ко мне, она тихо произнесла:

— Сменхкаре, это идёт Ишме.

Повсюду царил хаос.

Нарам-Син, Повелитель Четырёх Сторон Света, не мог защитить нас, поскольку был втянут в смертельную битву с Ипхур-Киши из Киша.

Амар-Гирид, правитель Урука, отправился к Энхедуан- не, чтобы умолять её спеть свои непревзойдённые гимны богам и помочь в грядущем сражении с Лугаль-Анне и Иш- ме, страшным властелином гор, которого все теперь именовали «Нелюдем». Он упрашивал её призвать Сеятеля, как она уже делала однажды.

— Это невозможно, — ответила моя госпожа.

С высоты я наблюдал за приближением объединённой армии Лугаль-Анне и Ишме. Во время её марша землю била дрожь, здания сотрясались, а небо потемнело от дыма пожарищ. Армия судорожно продвигалась вперёд, извиваясь и пульсируя. Я помню, как один старый жрец, держащий в руках бронзовый меч, при виде этого зрелища выкрикнул:

— Теперь, в конце всего сущего, пусть никто не пытается воспрепятствовать моему акту спасения от гнева Владык Творения!

Затем, вбежав в храм, он покончил с собой. Многие последовали его примеру. Предвидя поражение, Амар-Гирид позволил неприятельской армии беспрепятственно войти в город.

— Ты слаба и навлекаешь на нас беды, — сказал правитель моей госпоже. — Теперь я встану плечом к плечу с Уром и Кишем.

Город пощадили, но нас — нет. Лугаль-Анне не остановится, пока не уничтожит эн — жрицу и её племянника.

Как только чёрная армия ступила в город, верные моей госпоже воины сражались, защищая храм Ану, превращённый в крепость. Однако против объединённой мощи Ура, Урука и горного царства им было не устоять. Враг с лёгкостью прорвал оборону.

Вопли умирающих доносились до наших ушей со всех сторон, тысячекратно усиливаясь в длинных коридорах. Я имел при себе меч, чтобы защищать мою госпожу. Когда мы подошли к святилищу Ану, она странно посмотрела на меня.

— Он вернулся, Сменхкаре, — молвила Энхедуанна. — Сеятель вернулся.

Она тут же скрылась за занавесом.

Как только это произошло, к святилищу подбежал воин. Он умолял нас спасаться бегством. Он твердил, что Нелюдь уже близко. Поняв, что уговоры бесполезны, воин решил остаться с нами до самого конца.

Мы стояли в нескольких шагах от входа. Неистовые звуки битвы и предсмертные крики продолжали оглашать бездонные глубины нашего отчаяния. Я уставился на чёрный проём коридора. Секунды тянулись мучительно долго. Раздавались сбивчивые боевые кличи, и я почувствовал, как ноют от напряжения волокна, нервы и ткани моего тела. Вдруг во мраке, в который я пристально вглядывался, начали прорисовываться более тёмные очертания.

Когда я увидел, как циклопическое нечто схватило воина, то сразу же был ослеплён потоком внутренностей и крови, пока куски мяса и отсечённые конечности разлетались по всем сторонам. Моя ладонь крепко сжала рукоять меча, словно собираясь её раздавить, но не успел я сделать безумный отчаянный взмах, как оказался на полу без оружия. Казалось, сам воздух сгустился, ожил и зашевелился. От воина остался лишь гротескный остов, а я, убогий человечишка, лежал подле возвышающегося надо мной другого Ишме.

Он застыл монументальной фигурой с накинутым на голову капюшоном и в длинном чёрном плаще, олицетворяющем даже не цвет, а отсутствие или отрицание такового. Снизу, там, где должны были быть ноги, извивались розовые щупальцеобразные конечности, напоминающие клубок огромных питонов. Как описать мой ужас, когда под тёмным капюшоном я разглядел раздувшиеся серые губы, длинный гноящийся язык, немигающие жёлтые глаза? Руки, распухшие и покрытые трещинами, будто сухая глина, или смрадный запах червивых разлагающихся потрохов?

С тяжёлым мечом в руках Нелюдь пошёл или, вернее сказать, плавно заскользил на извивающихся щупальцах к занавесу. По пути он говорил голосом хриплым и глубоким, но по манере артикуляции узнаваемо похожим на Ишме:

— Не пытайся остановить меня, Сменхкаре. Я знаю, кто и что ты на самом деле, даже если сам этого не ведаешь.

Когда он подступил к занавесу, Энхедуанна вышла и вызывающе встала перед ним.

— Не делай, — предупредила она.

Ишме издал протяжный стон раненого зверя, затем, наклонившись, приблизил к ней своё безобразное лицо. Теперь она могла внимательно рассмотреть его. Я узрел, как она вся сжалась, но сразу же взяла себя в руки. В упор глядя на неё, Ишме спросил:

— Я кажусь тебе отвратительным? Собственная работа вызывает у тебя отвращение?

В недоумении и печали она ответствовала:

— Что ты имеешь в виду, Ишме?

Он гневно взревел:

— Это из-за того, что ты в меня вложила! Ты должна была позволить мне умереть, а не жить и страдать от невыносимого позора! — Затем он воззрился на меня. — Когда я убежал, Сменхкаре, спрятавшись в Ниппуре, то начал меняться. Превратившись в омерзительного уродца, я продолжал скрываться. Мне, посрамлённому и презираемому людьми, пришлось уйти в горы Загрос, где довелось встретить мудреца, который поделился тайными знаниями, передаваемыми из уст в уста на протяжении многих веков. Он объяснил, что моя трансформация вызвана частичкой Сеятеля, невольным носителем которой я оказался. Я убил наставника и основал собственное царство в горах. — Ишме вновь повернулся к моей госпоже. — Кто таится за занавесом? Если первое излечение пришло от него, то он может исцелить меня снова; не так ли? Я должен увидеться с ним. Тогда я опять стану человеком.

Он попытался оттолкнуть мою госпожу, но та изо всех сил старалась удержать его, увещевая:

— Нет, Ишме, ему нельзя доверять!

Вырвавшись из её объятий, он вошёл в святилище, и она в смятении последовала за ним.

Всё это время я силился помочь, но не мог. Я пребывал в странном ступоре. Я дрожал от страха за них обоих. Я напрягался и доводил себя до исступления, пробуя хотя бы шелохнуться, но словно сделался бесплотной сущностью, запертой в узилище неподвластного мне тела. Я пластом лежал на полу и, когда они скрылись за занавесом, ещё отчаяннее заставлял себя шевелиться, но безрезультатно.

— Не ходи туда, Ишме! — донёсся предостерегающий окрик Энхедуанны.

— Отойди от меня, ведьма! Живо! Это ты виновата во всём, что со мной случилось! —