Василий Дмитриевич ждал чадо сегодня, надеясь, что тот придет и расскажет, что все-таки у него происходит и, зачем он куда-то ездил. Чтобы скоротать ожидание, он включил телевизор. Передавали очередное экстренное сообщение. Василий Дмитриевич не слышал начала и не сразу осознал, о чем речь.

«Практически в один день перестали существовать все главные мировые центры науки и культуры. Несколько десятков смертников под видом посетителей сделали свое черное дело», – вещал диктор. На экране замелькали кадры репортажа с дымящихся развалин. Оператор снял ужасные картины, где среди изуродованных трупов, горели книги и живописные полотна. Затем опять появился диктор: «Уничтожены все старейшие университеты мира, все самые известные и уникальные музеи Европы и Америки. Оксфорд и Кембридж, Гарвард и Сорбонна, Лувр, Галерея Уфицы, Музей Метрополитен в Нью-Йорке, наш Эрмитаж, национальная галерея в Лондоне, Дрезденская галерея. За один день цивилизованное человечество лишилось основной части своего культурного наследия.

«Господи, неужели это не сон?» – Вопрошал старик. Он не мог поверить, что подобное возможно. Каждый думающий человек на планете, в каком бы месте он не жил, всегда помнил, что в мире есть кладовые человеческого гения, скопившие созданное веками драгоценное наследие. Наследие гениев человечества принадлежит всем. Варвары Аль-Каиды посмели поднять на это свои поганые руки. Клименко почувствовал, как у него холодеет сердце и, когда в дверь позвонили, не сразу пошел открывать. На второй звонок опомнился, подумал: «Вот и сынок! Наверное, уже знает и спешит поделиться ужасными новостями». Ступнями отыскал на ковре тапки, накинул на плечи плед и пошел открывать.

Но в дверях стояли трое незнакомых мужчин. Один в форме капитана милиции, двое в штатском.

– Вы Василий Дмитриевич Клименко? – Спросил капитан.

– Да, а в чем дело? – Поинтересовался хозяин квартиры.

– Разрешите, мы войдем?

– Конечно, заходите. Какой ужас, я не могу опомниться, – ответил старик, пропуская посетителей в прихожую. Они старательно вытерли ноги о коврик и прошествовали в гостиную. Заговорил мужчина в штатском:

– Судя по вашему виду, вы уже все знаете?

– Случайно включил телевизор. Это нечто ужасное. Даже не могу сразу представить себе. Мы отброшены к каменному веку.

– Вы о чем? – Спросил незнакомец.

– О страшном злодеянии. Уничтожены университеты и музеи, погасли очаги света культуры. Мы погружаемся во тьму.

– Да, это ужасно. Наша Третьяковка тоже горит. Кажется, удалось спасти часть коллекции. Но мы пришли не за этим. Я следователь городской прокуратуры, Иван Федосеевич Трутеев. Вынужден сообщить вам скорбную весть. Ваш сын Игорь Клименко погиб.

– Как погиб? Я его вчера утром видел. – Машинально ответил Василий Дмитриевич, еще не осознав смысла услышанного.

– Он погиб в собственной квартире от огнестрельного ранения в голову. По предположению судмедэксперта, это произошло вчера между тринадцатью и пятнадцатью часами. Точнее станет известно после проведения экспертизы.

Старик, наконец, осознал, что речь идет об его сыне. Он побледнел еще больше, выронил плед и опустился в кресло. Капитан милиции успел поддержать старика под руку, ловко поднял плед с пола и укрыл ему колени.

– Понимаю, что вам сейчас трудно, но обязан по долгу службы задать вам несколько вопросов. – Сообщил следователь районной прокуратуры. Клименко не ответил. Тот выдержал паузу и повторил.

– Что вы хотите от меня услышать? – Слабым невыразительным голосом отозвался Василий Дмитриевич.

Следователь уточнил:

– Все, что вы можете сообщить о сыне. О чем он говорил с вами при последней встрече? Не высказывал ли каких-нибудь опасений? Как долго длилась его командировка? Кто ее оплачивал? Нам известно, что последние два года Игорь Васильевич в штате не числился, а писал книги. Нам надо выяснить, куда и зачем он ездил?

– Предполагаю, что он ездил на Украину. К сожалению, больше ничем помочь не смогу. Сын зашел ко мне вчера на пять минут, сообщил о том, что вернулся из поездки. Куда конкретно ездил, не сказал. Зачем тоже.

– А перед отъездом о чем-нибудь намекал?

– Я уже вам ответил. Он говорил со мной об Украине. Интересовался ее историей. Я по профессии историк, и он часто ко мне обращался за советом.

– Называл имена, фамилии?

– Мы обсуждали политических деятелей времен Кучмы. Его интересовали Ющенко, Янукович и Тимошенко. Не думаю, что вам это поможет.

– Тимошенко премьер-министр Украины, а вовсе не деятель времен Кучмы. – Поправил историка молчавший до этого третий посетитель в штатском.

– Сына интересовала Оранжевая революцию в Киеве, а это уже история…

Тот кивнул и снова замолчал, давая возможность следователю прокуратуры закончить со своими вопросами. Трутеев продолжил:

– Может быть, он вам что-либо передавал на хранение? Бумаги, деньги?

– Ничего, – буркнул Василий Дмитриевич. Почему он умолчал о конверте, перевязанном голубой тесемочкой, в этот момент и сам не понимал. Но сын просил передать конверт Теме, а не следователю. И это отец помнил. Следователь Трутеев оставил липкий квадратик розовой бумажки с телефоном, просил звонить, если отец вспомнит что-либо сообщить, и предложил вызвать скорую. Василий Дмитриевич отказался, и посетители удалились.

Он продолжал сидеть в кресле. Странные видения замелькали перед глазами старика. Он видел себя студентом. Вот он выходит на Манежную площадь. В Манеже тогда находился гараж Кремля. Огромный черный лимузин медленно выплывает из его ворот, огибает Манеж и удаляется в сторону Спасских ворот Кремля. Университет напротив символа российской империи. И он, украинский мальчик, каждый день смотрит на звезды башен, на стену, за которой работает первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев. Тоже человек Украины, а правит всеми народами огромной страны. Кремль в сознании старика растворяется, и возникает совсем другой мираж. Он стоит на Арбате, перед парадным знаменитого родильного дома имени Грауэрмана и ждет Сашу. Она родила мальчика, и сейчас они оба появятся из этих дверей. И она выходит. Василий Дмитриевич принимает малыша из ее рук. Этот маленький человек плод их любви. Они втроем всегда будут вместе. Теперь вся жизнь молодого отца подчинена этому новому, чудом явившемуся на свет, существу. Вот он уже мальчик. Они вместе идут первый раз в первый класс. В руках Игорька букетик ноготков. Они желтые, как листья осени, как само солнышко.

«Все кончено. Теперь я совсем один на этом свете», – эта страшная по своей простоте мысль заполнила все его существо, вытеснив из сознания даже ужасную новость об очередном злодеянии аль-каидовцев. Она одна пока ясно и отчетливо сформировалась в его голове. Осознание и боль утраты придут позже. Он и вправду остался на этой земле один-одинешенек.

Киев. Дом правительства. Кабинет премьер-министра.