Причина, по которой Хрисанф так непонятно поступил, могла быть одна – Распутин (заметим, не такой уж молодой, а прошедший, по меркам Данте, земную жизнь до половины) произвел на него сильное впечатление. И не только на него. Казанский период в жизни опытного странника не исследовался практически никем, и упоминание о нем можно найти разве что в книге Ричарда (Фомы) Бэттса, который ссылается на воспоминания архиепископа Тихона (Троицкого) Сан-Францисского, в молодости учившегося в Казанской духовной академии и бывшего духовным сыном старца Гавриила (Зырянова) из Седмиезерского скита: «Раз группа студентов посетила старца Гавриила, который, по обычаю, приглашал чайку попить в 4 часа. На чае был молодой вл. Тихон и среди гостей был и Распутин. В то время он считался "all right" и был в почете, посещал старца и очевидно был на большом счету у него. Старец Гавриил позже рассказывал вл. Тихону, что когда Распутин говорил ему, что он собирается в Петербург, то старец про себя подумал: "Пропадешь ты в Петербурге, испортишься ты в Петербурге", на что Распутин, прочитав его мысль, вслух сказал: "А Бог? А Бог?" Это слышал вл. Тихон, но не знал к чему, так что старец объяснил этот явный случай прозорливости Распутина».

На самом деле прозорливым, как показали дальнейшие события, оказался Гавриил, который заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько слов. Судьба старца Гавриила есть полная противоположность судьбе «старца» Григория, при том, что общие точки пересечения на их пути встречались. Как и в жизни Распутина, в жизни Гавриила большую роль сыграл святой Симеон Верхотурский. Как и Григорий Распутин, Гавриил совершал в молодости паломничество в Верхотурский монастырь и получил по молитвам исцеление. Как и Распутин, Гавриил был хорошо известен во дворце, правда, не в царском, а великокняжеском (к Гавриилу часто приезжала великая княгиня Елизавета Федоровна). Как и Распутин, он обладал даром исцелять (существует много свидетельств о том, как старец Гавриил помогал тяжело болящим). На этом, пожалуй, их сходство исчерпывается, в остальном они были противоположностью. Забегая вперед, отметим, что именно Гавриил скажет о Распутине: «Убить его, что паука: сорок грехов простится…»

Это произойдет много позже, и для таких слов у Гавриила будут причины. Пока же важно зафиксировать, что уже в 1903—1904 годах в Казани Распутин имел определенный авторитет. Допетербургскую славу Григория, до столицы докатившуюся, подтверждает и монах-расстрига Илиодор, в миру Сергей Труфанов. Доверия его книга «Святой черт» в целом вызывает мало, но несомненно то, что Распутина Илиодор хорошо знал и о его первых шагах в столице лгать будущему вероотступнику никакой нужды не было.

«В конце 1902 года, в ноябре или декабре месяце, среди студентов Санкт-Петербургской духовной академии пошли слухи о том, что где-то в Сибири, в Томской и Тобольской губерниях, объявился великий пророк, прозорливый муж, чудотворец и подвижник по имени Григорий.

В религиозных кружках студенческой молодежи, группировавшихся вокруг истинного аскета, тогдашнего инспектора академии – архимандрита Феофана, рассуждения о новоявленном пророке велись на разные лады.

– И вот теперь такого мужа великого Бог воздвигает для России из далекой Сибири. Недавно оттуда был один почтенный архимандрит и говорил, что есть в Тобольской губернии, в селе Покровском, три благочестивых брата: Илья, Николай и Григорий. Старший из них – Григорий, а два первых – его ученики, еще не достигшие высокой ступени нравственного усовершенствования. Сидели как-то эти три брата в одной избе, горько печаловались о том, что Господь не посылает людям благословенного дождя на землю; потом Григорий встал из-за стола, помолился и твердо произнес: "Три месяца, до самого покрова, не будет дождя…" Так и случилось. Дождя не было, и люди плакали от неурожая… Вот вам и Илья-пророк, заключивший небо на три года с месяцами! Господи! Господи! – глубоко вздохнувши, заключил о. Феофан.

– А не приедет ли сюда тот старец?

– Приедет, приедет! Один архимандрит обещал его привезти. Мы его ждем…»

И чуть дальше:

«В конце 1903 года я принял монашество – из Сергея меня обратили в Илиодора. 16 декабря я шел по темному академическому коридору, со взором, опущенным книзу, согласно учению святых отцов. Вдруг меня кто-то деликатно потрепал за плечо. Я поднял взор и увидел отца Феофана и какого-то улыбающегося мужика. "Вот и отец Григорий, из Сибири", – застенчиво сказал Феофан, указывая на мужика, перебиравшего в это время ногами, как будто готовился пойти танцевать в галоп. "А", – в смущении протянул я и подал мужику руку и начал с ним целоваться».

Целовался при встрече Распутин со всеми, включая Царя с Царицей. Что же касается даты первого приезда Григория в Петербург (1903 год), которую называют и Илиодор, и С. Фирсов, и очень многие биографы и историки и которая упоминается в приложении к докладу митрополита Ювеналия на Архиерейском соборе 2004 года, то скорее всего это ошибка (и уж тем более ошибается Л. П. Миллер, автор известной книги «Царская семья – жертва темной силы», называя 1902 год).

Дело в том, что в 1903 году Хрисанф находился еще в Корее, где занимался миссионерской деятельностью. Миссия его была закрыта в связи с началом Русско-японской войны в начале 1904 года, тогда же Хрисанфа перевели в Казань и рукоположили в епископы. Таким образом, логично предположить, что именно в 1904-м, а не в 1903 году Распутин получил свою рекомендацию и отправился в Петербург.

С одной стороны, разница в год не так уж и важна, с другой – эта датировка доказывает ту молниеносность, с которой в дальнейшем опытный странник завоевывал Петербург.

И, наконец, последнее – про «духовно утешенную» купчиху, которая познакомила Распутина с Хрисанфом.

«Простая душа. Богатая была, очень богатая и все отдала… Новое наследство получила, но опять все раздала… И еще получит, и опять все раздаст, такой уж человек», – говорил о ней сам Распутин. Краткое упоминание о Башмаковой можно дополнить заметкой Юрия Мышева, недавно опубликованной в газете «Республика Татарстан».

«Этот рассказ я слышал в детства от бабушки. В молодости она работала в прислугах у местной помещицы. Та любила работящую девушку, обещала помочь в будущем устроиться в Казани, где у нее жила родственница. И вот однажды в гости к помещице пожаловал сам Григорий Распутин.

Ехал по улице на велосипеде, горстями бросал конфеты местной детворе, бегущей следом.

– Странный был, – рассказывала бабушка. – Большой лоб закрывали длинные космы, нос в оспинках выступал вперед. Лицо морщинистое, загорелое. Борода свалявшаяся, словно старая овчина. На правом глазу – желтое пятно. Мрачный, нелюдимый. Улыбка лукавая. Взгляд его не каждый мог выдержать. Он им коней останавливал, хворь излечивал, кровь заговаривал. Молодухе одной, что неприветливо встретила его, нагнал кошек со всего села, и визжали они всю ноченьку под ее окнами. Кошки постоянно увивались около него. Еще погулять любил.

Пиво домашнее больно понравилось ему. Костюм на нем был засаленный, руки длинные торчали из рукавов, будто сучки корявые…

"Надо же, бабка сочиняет, – думалось мне тогда. – Где Распутин и Петербург, а где село наше…"