аргументы в свою защиту, просил всего-то позволения написать Бен-Гуриону, с которым, как и большинство офицеров-ветеранов «Хаганы», был знаком лично, и сыну. Один из участников «суда кенгуру» записал: «Он сказал: я прослужил в Хагане двадцать два года, так позвольте хоть написать сыну…»

Меир Тобиански (Тубянски) много лет выполнял поручения по линии «Хаганы» и после получения Израилем независимости занимался созданием одной из стационарных военных баз в Иерусалиме. Одновременно он (кстати, хорошо владея английским, что в те времена было не столь распространенным) служил в Иерусалимской электрической компании и характеризовался как квалифицированный техник.

Отношения Тубянски с британским руководством компании вызвали подозрение (хотя, возможно, это была просто зависть) его израильских коллег. Кроме того, Меир до поступления в «Хагану» служил в английской армии и в Палестине поддерживал дружеские отношения с английскими офицерами. В досье контрразведки отмечались его многочисленные встречи и дружеские попойки с британцами.

В начальный период войны 1948 года иорданская артиллерия наносила поразительно точные удары по израильским базам. Даже когда в темное время суток войска меняли место расположения, на следующий день иорданская артиллерия накрывала новые позиции. Командир иерусалимского подразделения «Шаи» майор Биньямин Джибли пришел к выводу, что в рядах израильтян действует шпион. К такому же выводу пришел Бен-Гурион; вызвав Беери, он возмущенно сказал: «Чем вы занимаетесь? Немедленно найти этого шпиона!»

Контрразведчикам показалось вполне логичным, что этим шпионом может быть Тубянски, передающий информацию своим британским «хозяевам» — и что те, в свою очередь, сообщали эти данные английским офицерам, которые командовали Трансиорданским арабским легионом. 30 июня Беери получил донос на Тубянски; в нем были только косвенные улики, но их сочли достаточными. Капитана арестовали прямо в его доме. В военной разведке почему-то всерьез не задались вопросом — а каким образом получает, да еще в таком объеме и так оперативно, секретную информацию сам Меир Тубянски; не попытались также установить, каким образом информация преодолевает в такой короткий срок линию фронта.

Специальный военный трибунал заседал в каком-то полуразрушенном здании около дороги, ведущей из Иерусалима в Тель-Авив. В качестве судей выступали Беери, Джиб-ли и еще два офицера контрразведки. Протокол заседания не велся.

По свидетельству участников, Меир Тубянски признал, что действительно поддерживал дружеские отношения с англичанами, но категорически отрицал передачу им или кому-либо другому военных секретов. Все члены суда, кроме Беери, впоследствии утверждали, что они просто допрашивали подозреваемого и не знали, что выносят приговор, который будет приведен в исполнение. Вроде бы они просто высказывали свое мнение, отмечали, например, что Меир нервничает, срывается на крик, и некоторые его слова неубедительны.

Однако в тот же день Тубянски был расстрелян.

Один из свидетелей вспоминает эту сцену: «… Предатель’ Они собираются расстрелять предателя!» — воскликнул мой сослуживец. Мы присели на каменистом склоне и стали смотреть. Шесть или семь солдат вывели молодого человека в защитной форме. Это были всего-навсего небрежно одетые мальчишки. Молодого человека усадили на стул. Его лицо даже не закрыли платком. Потом они отошли на несколько шагов. Мы услышали лязганье затворов чешских винтовок. Все затихло. Сияло солнце. Короткий залп разорвал тишину. Человек упал со стула…»

Через несколько часов Иссер Беери информировал премьер-министра, что военно-полевой суд приговорил к смерти предателя (но нет указаний, что фамилия «предателя» на этом докладе была названа). Вскоре в газетах была опубликована официальная информация о расстреле.

Однако жена Меира, Лена Тобианская, была абсолютно уверена в невиновности мужа, и даже узнав о его казни, продолжала настаивать на том, что совершена трагическая ошибка. После обращения в прессу и несколько правительственных служб она написала письмо лично Бен-Гуриону. Как позднее сказал один из помощников премьера, Давид Бен-Гурион сразу усомнился в правильности акции. А получив эмоциональное обращение от вдовы казненного, настоял на дополнительном расследовании и пересмотре этого дела. Правительственная комиссия посмертно оправдала капитана Тубянски, вдове были принесены извинения, выплачена компенсация, а затем назначена пожизненная пенсия как вдове погибшего офицера. Меир Тубянски был реабилитирован (посмертно), восстановлен в звании капитана и похоронен с воинскими почестями. Во всех учебниках истории написано, что он пал жертвой шпиономании.

Можно считать, что справедливость восстановлена и правительство проявило себя вполне достойно. Впрочем, та же справедливость требует отметить, что после казни «шпиона» иорданская артиллерия у Иерусалима существенно снизила свою эффективность. Особо над этим совпадением не задумывались — вскоре Трансиорданский арабский легион был оттеснен от стен Святого Города…

Читателю, который хоть немного в курсе ежовских или бериевских «чисток», практики «особых совещаний», случай этот наверняка покажется заурядным. Подумаешь, пострадал один человек — а в приснопамятных годах энкавэдэшники расстреливали сотнями тысяч, и тоже многих по доносам и анонимкам, и связь с иностранцами, самая малейшая, уже давала повод для обвинения (а уж «английский шпион» — вообще была любимая статья приговора) и тоже без суда, следствия и права обжалования. Да, конечно. И ссылаться на масштаб страны здесь никак нельзя — скажем, расстрелянные маршалы для СССР значили не меньше, чем капитан — для Израиля. Но это ведь еще было и вопросом принципа для Израиля, для его руководства. Левые убеждения большинства, в том числе правящего большинства, не означали принятия сталинизма. Самые горячие симпатии к Советскому Союзу — а в тот период таковые были господствующими, например, приезд первого посла СССР в Тель-Авив был встречен чуть ли не всенародным ликованием — все же не означали слепого принятия некоторых сторон большевистского режима.

И тогда, и до сих пор многие считают, что это можно разделить, что возможен коммунизм с человеческим лицом, без диктатуры, без ГУЛАГА; правда, таких наивных или таких заинтересованных сейчас стало заметно меньше.

Возможно, что и тогда отношение к делу Тубянски оказалось бы совершенно иным, несмотря на признание ошибки, поспешности, неправедного суда — ошибки были, есть и будут, тем более в критических условиях войны; дело именно в проявлении черт большевизма или сталинизма, что инстинктивно принималось как недопустимое. Это было еще до рокового поворота сталинского режима в своих отношениях к Израилю и до расцвета государственного антисемитизма в СССР. Но что-то чувствовали сионские мудрецы…

Расследование этого драматического (или трагического — смотря с чьей точки зрения) эпизода заняло несколько месяцев; тем временем руководители военной разведки продолжали действовать. В тот же день, 30 июня 1948 г., люди Беери вновь подвергли пыткам ранее арестованного полууголовника-полубизнесмена Иегуду Амстера.

Жюль (Иегуда) Амстер, официально — частник, владелец нескольких такси и, неофициально, правая рука, посредник в связях с криминалом мэра Хайфы, Аббы Коуши, был арестован еще 15 мая 1948 г., в день провозглашения независимости Израиля. Амстера