class="p1">— И кого ж ты видела? — продолжал посмеиваться дед.

— Человека, дед. Человека, как есть, на березке качался на мутузках.

Тут уж дед не удержался, на лавку слез. Дверь потуже притворил.

— Рассказывай все по-порядку, не тарахти.

Пелагея пересказала обо всем, что послышалось и виделось в березняке. Дед поскреб лохматую бороду, положил граблистые пальцы на старухино плечо:

— Ты вот что, старая. Об сем привидении никому ни словца.

— Не понимаю тебя…

— Стихни, говорю! — вспылил дед. — Возьми рот на замок, коль не хочешь добрым людям беды.

— Каким людям? Об чем ты?

— Ах, какая ты недогадливая. Чует сердце, то был кто-то наш. Нечего привидениям на парашютах скитаться.

— А можа, немец? Ворог какой?.. — вдруг встрепенулась догадливая старуха.

— Ворогу нечего на березки сигать. Он на машине прикатит по большаку. Помнишь, как было уже? Примчались, постреляли курей, гусей, поросят и укатили. А ето определенно кто-то из наших.

Бабка перекрестилась и, кажется, в жизни первый раз.

— Господи. А я чуть не забежала было к куме… Хотела ей рассказать. Вот пошла бы кутерьма.

— Никаких кумушек и кумовьев, — круто отрезал дед. — У иных слишком длинны языки. Дойдет слух до полицаев — карателей нашлют, спалят не токмо твой сарай, а под застреху избы пустят петуха. Да и нам с тобой несдобровать.

Пелагея понимающе кивнула, подперла подбородок рукой:

— А все ж кто это на березке висел?

— Цыц! Не твово ума дело! Ничего и никого ты не видала. Приснилось.

А на березку угодил приземлившийся в тумане капитан Алексеев. Со старого дерева помогли бы сучья слезть. Но молоденькая была больно уж гибка. Купол парашюта накрыл ее макушку, она мгновенно согнулась, и Алексеев закачался на стропах. Попробовал сорваться — не помогло. Пришлось ножом обрезать стропы. Земля была рядом — метрах в двух. Поскольку бросать парашют на виду категорически запрещалось, чтобы не оставлять никаких следов от выброски десанта, полотнище пришлось стащить с березы и упрятать в яме, забросав его листвой и землей.

Рядом прокричала сова. Капитан прислушался. Вроде бы «своя», но торопиться не стал. В лесу могла жить и настоящая птица. На голос «совы» невдалеке отозвался «дрозд», прострекотала «сорока»… Порядок! Перекликаются, значит, группа приземлилась компактно.

Первым, кого встретил начальник штаба, был радист Виктор Ромахин. Парень несказанно обрадовался. Капитан тоже. Ведь рация — это голос Москвы, это связь со штабом фронта, отрядами и группами.

— Как рация? — спросил Алексеев. — Не разбилась?

— Полный порядок, товарищ капитан. Я скорее сам бы разбился, чем разбить ее.

— Ну, молодчина. Давай собирать ребят и искать комиссара. До рассвета совсем мало времени. Тут, как будто, кроме нас никого.

По «птичьему коду» вскоре нашли комиссара, Буташина, Дмитриева. Маленький конфуз получился с переводчиком Юферевым. Десантники нашли его в кустах, кричащим по-коростелиному.

Ребята от души рассмеялись:

— Дмитрий! Да коростели-то в августе уже не кричат. И в кустах не гнездятся.

— А что делать, если вы не отвечаете? Я за всех птиц прокричал. Тут волком взвоешь…

К утру собралась почти вся группа, выброшенная с двух «Ли-2». Троих все-таки далеко отнес ветер. Не хватало также двух мешков с грузом. На поиск ушли двое. Остальные занялись круговой разведкой и подготовкой временной базы. В Москву улетела, благодаря мастерству Вити Ромахина, первая радиограмма: «Приземлились благополучно. Ведем разведку и изучаем район. Обживаемся».

Кольцо разведки за сутки расширилось до пяти-десяти километров. Стало известно, что десант «заякорился» в лесах между деревнями Узнаж и Гумны в 35—40 километрах севернее местечка Березино. Гарнизоны фашистов не так уж далеко — каких-нибудь 10—15 километров отсюда. К тому же немцы вместе с полицаями частенько навещают близлежащие деревни. Словом, ухо надо держать востро, а порох — сухим.

Вскоре отыскались запропавшая троица и мешки с грузом.

Два последующих рейса они принимали, можно сказать, с полным комфортом. Отыскали хорошую, большую поляну, зажгли костры, выставили боевое охранение. Десантники прямо с неба попадали в объятия друзей… Командир и комиссар обнялись тоже, пошли плечом к плечу к костру. Теперь они чувствовали себя Аяксами, связанными воедино пуповиной, и в этой связи — свою силу.

— С чего будем начинать, комиссар?

— Известно, по всем канонам военного дела — с изучения обстановки в районе, уточнения сил и средств противника, определения основного и запасного пунктов нахождения штаба оперативной группы. Чего еще не сказал?..

— Что думаешь о связи с местным населением, партизанскими отрядами?

— Без такой связи нам не прожить. Но и появляться в деревнях в нашей форме пока не следует. И вообще меньше надо бывать нашим людям в деревнях, особенно тем, которым предстоит организовать разведку. По-моему, поскорее следовало бы нащупать партизан и через них хорошенько все узнать. Нащупывать, конечно, сверхаккуратно — оккупанты могли понасажать своих агентов везде, куда только способны дотянуться своей лапой.

— Когда займемся подчиненными нам разведывательными отрядами и группами?

— Надо как-то дать знать командирам, что мы здесь. И вообще пусть активные действия пока приостановят. Не надолго — всего на пять-шесть дней, за это время явятся к нам. Надо же довести до них задачу, поставленную штабом фронта. Так я думаю.

— Правильно думаешь, комиссар. К тому же и нам надо выслушать их предложения по координации общих усилий. Вместе все обмозгуем, а там уж доложим свои соображения Центру.

— Еще одно существенное дополнение…

— Какое?

— Мы прибыли на территорию Советской Белоруссии. Здесь действует подпольный обком партии. Мы обязаны доложить о себе, установить деловые контакты с обкомом, подпольными партийными комитетами. Ты знаешь, как нам станет легче работать! Да и избавимся, кроме прочего, от непредвиденных случайностей.

— Дополнение принимается единогласно. Что еще?

— Что же еще? — пожал плечами в раздумье Огнивцев. — Работа только начинается. Забот — невпроворот. Идем к людям. Там ждет нас первый кулеш и первый разговор.

Уже подходя к костру, Спрогис спросил:

— Как думаешь, противник знает о нашей выброске или нет? Все-таки четыре самолета прошло…

— О! Об этом не торбуйся, как у нас говорят, — засмеялся Огнивцев. — Если знают, то оккупанты в ближайшие дни сами дадут нам об этом знать. На этот счет они аккуратисты.

Хозяева мнимые и истинные

В ту сентябрьскую ночь в старинном особняке Минска долго не гас свет. Гауляйтер Белоруссии Кубе диктовал стенографистке донесение Гитлеру в Берлин:

«Мой фюрер!

С великой радостью доношу, что наш новый порядок, преподнесенный Вами народам Европы, по плану «Остланд» устанавливается и на оккупированных землях Белоруссии планомерно и весьма успешно. Во всех городах и крупных населенных пунктах созданы наши военные комендатуры, гебитскомиссариаты, полицейские участки и другая германская администрация, способная быстро и эффективно расправиться с актами саботажа