же дама повернулась к ним лицом и даже наградила их мимолетной улыбкой, Яшма почувствовала, как тоска тисками сжимает ее изнутри. Незнакомка была наделена не той посредственной женственной красотой, которая вызывает приступы острой зависти у других женщин. Нет, она была носительницей той редчайшей прелести, которая привлекала людей к ней, вселяя в них надежду, что, возможно, часть ее великолепия передастся и им. Однако под флером общей благожелательности скрывалась далеко не покладистая натура. Женщина, по всей видимости, привыкла играться с зачарованностью людей, давая им основания питать тщетные надежды и затем созерцая, как окружающие трепещут перед ней.

Мать Яшмы, не подверженная чарам красавицы, отвесила той церемонный поклон. Да, они с дочерью были представителями семейства крестьян-арендаторов, которые были вынуждены кормиться тем, что соблаговоляло вырасти на их крохотном участке земли. Но формально они принадлежали к более высокому сословию, чем кисэн[10], которые по статусу мало чем отличались от низменного сброда мясников и дубильщиков – людей, зарабатывавших себе на жизнь в грязи.

– Это и есть ваше дитя? – сострадательно поинтересовалась куртизанка. Мать пробурчала в ответ, что подруга их кузины служит в этом доме. Именно она договорилась, что Яшма сможет устроиться сюда на работу в качестве прачки за две воны в месяц, кров и питание.

– До нас долго добираться по грязи и снегу, – заметила дама, обращаясь к матери, но при этом не сводя глаз с Яшмы. Затем куртизанка вздохнула, словно распознала нечто досадное, что будет невозможно исправить. Эти тонкие черты, подумалось Яшме, привыкли прицениваться к куда более изящным вещицам, чем ее собственное потрескавшееся от сухости, обветренное личико. То, судя по всему, было столь ниже ожиданий дамы, что вызывало жалость, которую обычно ощущаешь при виде трехногой собаки.

– Тетушка, с искренним сожалением вынуждена сообщить вам, что между нами вышло недопонимание. Мы две недели ничего от вас не слышали. И я подыскала другую девочку, которая уже помогает нам по дому. Но вы все же проделали неблизкий путь. Прошу вас пройти на кухню и перекусить у нас. Отправитесь домой, как немного передохнете, – предложила дама, сокрушенно потрясая красивой головкой, украшенной изящно заплетенным шиньоном.

– Но как же так, госпожа Серебро? Мы даже направляли вам записку о нашем визите. – Мать сложила ладони у груди. На фоне холодной утонченности дамы жест показался Яшме простецким и неподобающим. – Разве вам не пригодится лишний человек? В таком-то большом доме! Наша Яшма хозяйничает с 4 лет. Она точно будет вам в помощь.

– У меня и без нее достаточно помощниц, – нетерпеливо отрезала куртизанка. И все же Яшма продолжала чувствовать на себе любопытный взгляд этого спокойного лица в форме идеального овала. Это был взор женщины, которая удостаивала не каждого ответом и говорила лишь тогда, когда сама хотела что-то сказать.

– Но, если вы на то готовы, я могу взять Яшму в ученицы, – обратилась к матери госпожа Серебро. В ее словах звучала бесповоротная категоричность. – Я вам выплачу 50 вон. Служанкой она бы заработала эти деньги за два года. И, конечно, мы предоставим ей комнату, пищу, занятия и одежду. Через несколько лет она сможет приступить к работе. Как только выплатит мне 50 вон с процентом, то будет свободна отправлять вам все, что сочтет нужным.

Губы матери сжались в тугую кривую линию.

– Я сюда пришла не продавать дочь в куртизанки, – выпалила она, особенно подчеркнув последнее слово вместо того, чтобы сказать то, что хотела: шлюхи. – Или вы думаете, что я из таких матерей?

– Ваша воля. – Госпожа Серебро не выглядела смущенной, но Яшма отметила, что уголки ее рта тронула едва заметная презрительная улыбка. – В любом случае на кухне вас ждет суп, – бросила дама, собираясь уходить.

– Госпожа, постойте. – Яшма сама удивилась тому, что осмелилась заговорить. Мать хлопнула ее по плечу в надежде приструнить дочь, но Яшма продолжила: – Я готова остаться и стать вашей ученицей… Мама, все в порядке. Я это сделаю.

– Цыц. Ты не понимаешь, о чем идет речь, – шикнула на нее мать. Если бы они были с дочерью с глазу на глаз, то Яшма услышала бы длинный поток непристойностей на тему того, чем занимаются женщины, зарабатывающие на жизнь своими промежностями. В присутствии же госпожи Серебро мать ограничилась тычком Яшмы меж лопаток, выглядевших как сложенные остренькие крылышки так и не оперившейся птички.

Госпожа Серебро улыбнулась, будто бы внимала невысказанным мыслям.

– Да, то, чем мы занимаемся, – дело далеко не для всех. Знаешь ли ты, что именно представляет собой наше занятие?

Зардевшаяся Яшма кивнула. Подруги, чьим сестрам выпало вступить в брак в возрасте 14–15 лет, рассказывали ей, что именно происходит в брачную ночь. По всей видимости, малоприятное времяпрепровождение, но от одной мысли о нем у нее сводило ляжки. В любом случае тело подсказывало, что не было особой разницы в том, произойдет это действо с одним мужчиной за бесплатно или с множеством мужчин за деньги. По прошествии нескольких лет Яшму все равно бы отдали замуж тому, кто предложил бы за нее большую цену. Например, сельскому врачу, который неустанно подыскивал пару болезненному сынку. Яшма даже ощущала сострадание к молодому человеку, но столь же ясно чувствовала, что любая участь лучше брака с олухом, чьи сжатые в клешни руки были мало пригодны для ласк. Такому мужчине она была бы на самом деле не женой, а сестрой, позже – даже матерью.

Пятьдесят вон – это в два раза больше, чем даже доктор был готов отдать за нее. И этих денег ее семье хватило бы надолго: и на небольшой участок от хозяина земли, и на молоденького петушка, и целую кучку здоровеньких курочек в придачу. Им не пришлось бы больше отправляться спать на пустой желудок. Мальчишек можно было бы отправить в школу, а младшей дочке подыскать достойную пару из уважаемой семьи землевладельцев. Но только при одном условии – никому в деревне нельзя было прознать о том, что Яшму продали в куртизанки.

Яшма практически увидела воочию, как проносятся эти образы в помутневших глазах матери, слишком уставших даже для того, чтобы проливать слезы. Госпожа Серебро подалась вперед и взяла мать за руку. Та не отстранилась.

– Поверьте моему опыту. Даже девочка, всю жизнь прожившая в монастыре, может стать куртизанкой, если это ей предначертано судьбой. А зачастую – скорее даже гораздо чаще – бывает наоборот. Если Яшма не предназначена для этого, то она в любом случае отыщет иной удел, даже если вырастет и обучится при кибане[11]. – Мягкая улыбка снова тронула уста госпожи Серебро. –