Брови охотника сдвинулись к переносице.

– В новогоднюю ночь? Под Снежной луной?

– А что же… Конечно. Лучшее время для этого. Я имею в виду… не обязательно, чтобы это был новый год, но… в полнолуние. Иначе солома не годится! Из нее тогда не спрясть… – она запнулась, а потом продолжила: – не спрясть… золото.

Сказав эту нелепицу, она еще и дерзко улыбнулась. Но охотник в ответ не улыбнулся. Он испытующе смотрел на нее, подозрительно, но… с интересом.

Чтобы хоть как-то укрыться от его проницательного взгляда, да и от холода, Серильда обхватила себя руками. Ее начала бить дрожь, зубы стучали. Наконец, охотник снова заговорил, но сказал совсем не то, чего она ожидала или на что надеялась:

– На тебе печать Хульды.

У нее екнуло сердце.

– Хульды?

– Бога труда.

Серильда уставилась на него. Разумеется, она знала, кто такой Хульда. В конце концов, богов всего семь – не так уж сложно запомнить. Хульда был богом, отвечавшим в основном за славный честный труд, как сказала бы фрау Зауэр. От крестьянских работ до плотницкого дела – и уж пряхам-то он, наверняка, покровительствовал.

Она надеялась, что ночной мрак скроет ее странные глаза с золотыми колесами в них, но у охотника зрение было острое, как у совы.

Вот только он решил, что видит колесо прялки. Серильда хотела сказать правду – что отмечена вовсе не богом труда, а богом лжи. И знак, который он видит, символизирует колесо судьбы и везения – или невезения, что с ней случалось гораздо чаще. И ошибиться было очень легко…

Но она вовремя сообразила, что такая деталь придаст правдоподобия ее вранью, поэтому просто пожала плечами, немного смущаясь от предположения, будто она владеет какой-то магией.

– Да, – отозвалась она внезапно севшим голосом. – Хульда благословил меня еще до моего рождения.

– С какой целью?

– Матушка моя была талантливой белошвейкой, – снова солгала Серильда. – Она сшила и подарила Хульде прекрасный плащ, который так ему понравился, что он пообещал наделить ее первенца чудеснейшей способностью.

– Прясть золото из соломы, – протянул охотник голосом, полным недоверия.

Серильда кивнула.

– Я мало кому об этом рассказываю, чтобы не пробуждать в девушках зависть, а в мужчинах жадность. Надеюсь, сударь, вы сохраните мою тайну?

Охотник удивился, затем шагнул ближе, и воздух вокруг Серильды стал неподвижным и очень, очень холодным. Она почувствовала прикосновение настоящей стужи и лишь тогда сообразила, что при дыхании из его рта не вырывались облачка пара.

К ее шее под подбородком прижалось что-то острое. Серильда судорожно вздохнула. Конечно, она должна была заметить, как он достает оружие, но не заметила и не почувствовала, чтобы он вообще двигался. А теперь он стоял, приставив к ее горлу охотничий нож.

– Спрошу еще раз, – сказал он почти нежно, – где лесные твари?

Серильда, хоть и выдержала ледяной взгляд охотника, чувствовала себя уязвимой и беззащитной. Но ее язык, дурацкий лживый язык, продолжал болтать.

– Сударь, – сказала она с легким сочувствием, словно ей неловко было объяснять очевидные вещи такому опытному охотнику, – лесные твари водятся в Ясеневом лесу, к западу от Большого Дуба. И еще… немного севернее, кажется. Так люди говорят.

Впервые на лице охотника промелькнуло нечто, похожее на вспышку гнева. Гнева и неуверенности. Он не мог понять, разыгрывает она его или говорит правду.

Серильда подняла руку и осторожно коснулась пальцами его запястья. Охотник вздрогнул от неожиданности. Она же вздрогнула от того, какой его кожа оказалась на ощупь. Ее пальцы давно окоченели, но все-таки в них текла теплая кровь. А вот кожа охотника была будто покрыта инеем.

Он молча убрал нож от ее шеи.

– Не хочу показаться непочтительной, – продолжила Серильда, – но мне и правда пора заняться делом. Луна скоро зайдет, и солома уже не будет такой податливой. А я люблю работать с самым лучшим материалом.

Не дожидаясь ответа, Серильда вытряхнула снег из ведра, снова подхватила лопату. С высоко поднятой головой она прошла мимо охотника и его коня, и направилась в поле. Другие охотники расступились, пропуская ее, и Серильда принялась разгребать снег, из-под которого показалась стерня – унылые стебли, оставшиеся после осенней жатвы.

Ничего похожего на золото.

В какую нелепую ложь это превращалось…

Но Серильда знала: хочешь убедить кого-то в том, что говоришь правду, – твердо верь в это сама. И она принялась невозмутимо выдергивать замерзшие стебли и складывать в ведро. Некоторое время слышались только шелест сухих стеблей, да время от времени стук лошадиных копыт и низкое рычание гончих.

Затем раздался высокий скрипучий голос:

– Я слышала о пряхах, получивших благословение Хульды.

Серильда посмотрела на всадницу, которая оказалась к ней ближе всего – бледную, немного расплывающуюся по краям, с косой, венцом уложенной на голове. На ней были короткие штаны и кожаные доспехи, спереди на куртке расплылось зловещее темно-красное пятно. Крови было очень много – и натекла она из глубокой раны на шее призрачной женщины.

На миг всадница задержала на Серильде бесстрастный, равнодушный взгляд и обратилась к своему повелителю:

– Верю, что она говорит правду.

Охотник не обратил внимания на ее слова. Серильда услышала, как снег слегка скрипнул под его сапогами – и вот он уже оказался рядом с ней. Она опустила глаза, полностью сосредоточившись на том, чем была занята. Стебли соломы резали ладони, под ногти уже набилась грязь. Почему только она не прихватила варежки? И тут же вспомнила, что отдала их Гердрут. Ну и вид у нее сейчас, наверное…

Собирать солому, чтобы превратить ее в золото. В самом деле, Серильда. Из всех глупостей и нелепостей, которые ты могла ляпнуть…

– Приятно узнать, что благословение Хульды не пропало даром, – певуче произнес охотник. – Этот дар и вправду редкое сокровище.

Серильда обернулась, но охотник уже отошел. Гибкий, как пятнистая рысь, он вскочил в седло. Конь фыркнул. Не глядя на Серильду, охотник подал знак спутникам. Они исчезли так же, как появились – грохот копыт, шквал снега и льда, завывание адских гончих. Грозовая туча, зловещая и потрескивающая, промчалась по полю. И никого – только сверкающий снег и полная луна, целующая горизонт.

Серильда тяжело вздохнула, не веря, что удача ей не изменила. Она пережила встречу с Дикой Охотой. Врала в лицо самому Эрлкингу! Никто мне не поверит, подумала она. Вот где настоящая трагедия!

Она подождала, когда вернутся обычные ночные звуки – скрип застывших веток, успокаивающее журчание реки, далекое уханье совы. Наконец, взяв фонарь, она решилась открыть дверь подпола. Моховицы появились в проеме, таращась на Серильду так, будто она стала синего цвета. Впрочем, стоял такой холод, что, может, она и правда посинела.