Вот как раз сейчас, в ту самую минуту, когда Петрухин накачивался в близлежащем питейном заведении, в недрах печально знаменитых «Крестов», в неприютной комнатке для допросов продолжались процессуальные посиделки на троих. Под протокол, но без бутылки. Тон, темп и вектор непростой беседы задавал следователь по особо важным делам Коровин. Его оппонентами выступали вице-президент ОАО «Магистраль — Северо-Запад» Игорь Строгов и адвокат Александр Моисеевич Штурм. Поскольку все трое являлись представителями классово чуждых профессий, особой приязни друг к другу никто не испытывал. Хоть каждый и старался держать себя в подчеркнуто вежливых рамках…

— …Итак, Игорь Васильевич, вы продолжаете настаивать, что причиной разногласий между вами и покойным Тищенко послужил микроавтобус марки «фольксваген», 1998 года выпуска, зарегистрированный на фирму «Магистраль — Северо-Запад», в которой вы трудитесь… э-э-э… вице-президентом?

— Продолжаю, — сглотнув подступивший к горлу комок, согласился Строгов и с надеждой посмотрел на своего адвоката. Тот важно и согласно кивнул.

— Но, согласитесь, для людей вашего круга затевать столь серьезные разборки из-за каких-то жалких пятисот долларов, мягко говоря, унизительно?

— Мне доподлинно не известно, каков сейчас порядок зарплаты следственных работников, — саркастически заметил Штурм. — Допускаю, что она настолько велика, что на этом фоне сумма в 500 долларов США представляется жалкой… Но смею напомнить, что в данном случае речь шла об имуществе, стоящем на балансе фирмы. А потому Игорь Васильевич как лицо материально ответственное не мог позволить компромиссов в этом вопросе…

— Ну хорошо. Допустим… Конфликт завязался, а отношения, соответственно, напряглись. Что потом?

— А потом мы решили встретиться в офисе, чтобы окончательно закрыть эту тему.

— А почему этого нельзя было сделать в рабочем порядке? Зачем понадобилось встречаться именно в воскресенье?

— Дабы не выносить сор из избы при посторонних. Не так ли, Игорь Васильевич? — подкинул очевидное решение адвокат.

— Да-да. Чтобы это… Чтобы не выносить…

— А по какой причине вы взяли с собой на встречу совершенно, по вашим же собственным словам, постороннего человека?

Строгов беспомощно уставился на адвоката, и тот окончательно перехватил вожжи из потных рук своего подопечного:

— Господин следователь! Мой клиент уже отвечал на этот вопрос. Ну да повторюсь: покойный Тищенко — человек с уголовным прошлым. А потому порой бывал… э-э… неадекватен. Исходя из чего мой клиент был вынужден пригласить на столь непростую встречу человека для… э-э-э… моральной поддержки… Вы понимаете ход моих мыслей?

— Ход ваших мыслей, Александр Моисеевич, я прекрасно понимаю. Я не вполне понимаю другого: что на самом деле произошло в ходе этой встречи? И откуда взялся этот добрый самаритянин? Готовый оказать моральную поддержку первому встречному?

Штурм намеренно пропустил мимо ушей скользкий вопрос о происхождении «самаритянина», сосредоточившись на выстраивании мизансцены преступления:

— В ходе роковой встречи Тищенко повел себя агрессивно, достал ружье. Спутник моего подзащитного, оценив степень опасности, попытался это ружье у него вырвать… Завязалась борьба, в процессе которой случилась… Хм… ужасная трагедия.

И здесь Строгова неожиданно пробило-таки на эмоцию. Искреннюю, но в данном контексте абсолютно неуместную:

— Да кто мог знать, что этот козлина безрогий хранит у себя в кабинете ствол?! Да если бы Саша не попытался это ружье у него отобрать…

Осекшись под укоризненным взглядом адвоката, Игорь Васильевич поспешно заткнул пасть, и Штурм продолжил начатое разглагольствование:

— А касательно вашей иронии в части «доброго самаритянина»… Молодой человек! Я старше вас, а потому могу со всей уверенностью сказать: в нашей жизни добрых, благородных людей все-таки больше, нежели мерзавцев… Я понимаю, что служба накладывает некий… э-э-э… отпечаток, из-за чего вы воспринимаете жизнь в гораздо более мрачных тонах. Но поверьте — есть! Остались еще на этом свете отзывчивые люди…

— Настолько отзывчивые, что без колебания готовы дважды выстрелить в голову незнакомому человеку? — усмехнулся Коровин. — Ну-ну…

* * *

Поздним вечером того же дня по Невскому проспекту неспешно катила видавшая виды темно-синяя «девятка». Скромные тактико-технические характеристики некогда престижнейшей машины братвы вкупе с самою вкрадчивой неспешностью транспортного средства недвусмысленно свидетельствовали о его нынешнем статусе «бомбовоза». Посему неудивительно, что именно эту тачку своим наметанным глазом выцепил в общем потоке Шнобель и просигнализировал ей жестом Цезаря, повелевающего добить поверженного гладиатора. «Девятка» понимающе вильнула хвостиком и послушно притормозила у его ног.

Шнобель рванул дверцу и уперся взглядом в водителя «бомобовоза», лицо которого показалось ему знакомым. Сам же водила отчего-то смотрел на потенциального клиента без предсказуемого коммерческого интереса, но с легкой ухмылочкой. Так, словно бы это Шнобель делал ему одолжение, намереваясь вступить в краткосрочные рыночные отношения.

— Слышь, брателло! До Московского вокзала за две сотни отвезешь? Горю капитально!

— Без проблем. Только на моей земле действует строгое правило: ранее судимым пассажирам — 50-процентная надбавка к тарифу.

— Че-его?!

— Того самого. Короче, Шнобель, ты едешь или где?

— Ититская сила! Леонид Николаич, ты?

— Я-я! Давай, рожай быстрее! Здесь стоянка запрещена!

Потрясенный нежданно-негаданной встречей Шнобель запрыгнул на «первую парту», шумно хлопнул дверцей, и «девятка» сорвалась с места. Тут же впрочем застыв на мигающем зеленом — бывший старший следователь Купцов всегда относился к ПДД с большим пиететом, нежели к УК.

— Очуметь! — потрясенно выдохнул Шнобель. — Уж кого-кого, но чтобы к тебе, Леонид Николаич, вот так вот подсесть! Что, халтурим бомбилой в свободное от службы время?

— Служим бомбилой во время свободное от халтур, — нехотя скорректировал Купцов.

— Да ты чё?!! — Изумление Шнобеля было абсолютно искренним. — Неужто и эдакую святую душу из органов попросили? Вот зверье!.. Оборотни в погонах они и есть!.. Но ты, Леонид Николаевич, не переживай. Такие как ты — они…

— Хорош мне тут горбатого лепить! Между прочим, этой самой святой душе о 2006 годе ты, помнится, обещал по выходе с зоны в кису насыпать?

— Побойся бога, Леонид Николаевич! Я и слов-то таких отродясь не слыхал — «в кису насыпать». Откуда такой вульгаризм? Ты меня явно с кем-то спутал.

— Может, и спутал, — равнодушно пожал плечами Купцов. — Разве всех вас, имя которым легион, упомнишь?

— Курить-то у тебя на борту можно? — спросил яркий представитель «легиона», некогда специализировавшийся на кражах со взломом.