– Все! – Ведерников приподнял руки.

Мол, сдаюсь.

Официант подал салат из рукколы с тигровыми креветками. Марьяна поблагодарила его отстраненным кивком, взяла вилку. Перед Ведерниковым оказался салат из кальмаров. Марьяна усмехнулась незаметно для него. Блюдо из обрубленных щупалец для мужчины, которому женщина только что укоротила лапки.

– Может, все-таки шампанского? – спросил он.

Марьяна покачала головой, предупредительно глянула на него. Она изначально отказалась от спиртного, и уговаривать ее было бесполезно.

– А я, знаете ли, закажу коньячку. Выпью за наши теплые отношения.

Марьяна едва заметно кивнула. Как ему будет угодно. Пусть хоть упьется, ей все равно. Лишь бы только чушь не городил.

Ведерников заказал коньяк, выпил, повеселел.

– Вы меня покорили, Марьяна. Честно скажу, как в первый раз заглянул в ваши глаза, так и пропал. Просто не смог повернуть назад.

– Давайте сменим тему.

– Я так понимаю, у нас сегодня день честных признаний. Так вот, я скажу вам, что Демьянов произвел на меня очень тяжелое впечатление. Как будто танком проехался. Нет, мне не стало страшно. – Ведерников задумался. – А может, и стало. Наверное, потому и поехал к Алексею Антоновичу. С бухты-барахты. А потом опомнился. Не так уж страшен этот Демьянов, как его малюют. Мне совсем необязательно объединяться с Шуриновым. Но если я откажусь от сделки, то потеряю вас, Марьяна. Не смогу видеться с вами. Или нет? Может, к черту эту сделку? Я же вижу, что вы сомневаетесь в моей искренности.

– Не сомневаюсь. – Марьяна пожала плечами.

– А я сомневаюсь. Не уверен в своей выгоде. Может, пусть все остается как есть? Зачем нам это слияние, если мы и без того вместе, ты и я? – Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Разве мы с вами на «ты»? – с негодованием спросила она, поднялась и вышла из-за стола.

Но Ведерникова это не очень расстроило.

– Ты можешь уходить, – сказал он, приложив руки к груди. – Но не сможешь. Потому что ты уже здесь, в моем сердце.

Марьяна хотела было съязвить по этому поводу, но промолчала. Она не боялась Ведерникова, но все же решила воздержаться от комментариев. Тем более что он действительно мог в нее влюбиться. Если так, то зачем оскорблять его в лучших чувствах?

Простуда отступила, остался только кашель, но сироп из подорожника подавил его, как Древний Рим – Грецию. Игнат разошелся не на шутку, покорил практически весь мир в пределах виртуальной карты. Осталось совсем чуть-чуть, чтобы почувствовать себя великим властелином. Работа потерпит до завтра. Игнат уже позвонил Бельчинскому, отчитался перед Марьяной и снова взялся за компьютер.

Он не стал обострять отношения с женой. Успокоился, остыл. Не могла Марьяна крутить с Никитой в настоящем. А прошлое, то, которое до него, не в счет. Если аборт и был, то в другой жизни.

Игнат уже почти добил Египет, когда в дверь позвонили. Он глянул на часы. Для Марьяны еще рано. Неужели мама?

Но за дверью, в межквартирном тамбуре, стояла Агата. Все такая же худенькая, с милым нежным личиком, но уже без прежней детской наивности. Повзрослела она, похорошела. В весе после родов не прибавила, но грудь стала заметно больше. Женская зрелость ей к лицу. Стильная прическа, мягкий, явно профессиональный макияж – видно, что из салона красоты. Одета хорошо. Можно даже сказать, вызывающе. Платье не самое короткое, но облегающее, туфли на высоком каблуке.

– Привет! – выдавил из себя Игнат.

Не хотел бы он сейчас увидеть себя в зеркале. Вытаращенные глаза, вытянутое лицо, приоткрытый рот. Да и вид у него неряшливый – волосы немытые, на щеках щетина. Футболка, шорты – все мятое.

– Ты хотел меня видеть?

Она старалась преодолеть смущение, но маска невозмутимости на ее лице расползалась под натиском эмоций. Напускное равнодушие выпаривалось из взгляда, как эфир со дна открытой склянки.

– Неужели?

– А разве нет? – Агата смутилась еще больше.

– Кто тебе такое сказал?

Она окончательно поплыла. Щека дернулась, на глаза навернулись слезы.

– Я пойду! – Она резко повернулась к нему спиной, чтобы уйти и чтобы не расплакаться у него на глазах.

– Стой! – Он рванул за ней, взял за руку, но к себе развернуть не смог.

Агата не уходила, но и лицо показывать не хотела.

– Мама моя тебе сказала? – спросил он.

– Пусти! – Она вырвалась, но Игнат снова поймал ее, на этот раз за обе руки.

– Значит, все-таки мама.

– Какая же я дура! – Агата попыталась высвободиться.

Игнат крепко обнял ее сзади и вдруг понял, что он действительно очень хотел видеть эту женщину. И лицо у нее красивое, и тело, а внутри – сильный магнит. Может, потому Игнат и прилип к ней.

– Давай поговорим! – Он потащил ее к себе в дом.

Она позволила увлечь себя до самой двери, но вдруг высвободила руки и растопырила их. Так сделал Жихарка, сидя на лопате у Бабы-яги, чтобы в печь не пролезть. Ему пришлось остановиться.

– Не здесь! – Она мотнула головой.

– А где?

– В кафе. Рядом, в соседнем доме. Помнишь, мы были?

– Десять минут!

Он разжал руки, Агата освободилась и, не оборачиваясь, выбежала на лестничную площадку.

Игнат бросился к умывальнику, торопливо побрился, наскоро вымыл голову, ополоснул физиономию. Но оказалось, что старался он зря. Агаты в кафе не было. Обманула она его. Может, потому, что имела на это полное право.

Господин Ведерников обратный ход так и не дал. Алексей Антонович рвался заключить с ним договор. Но Марьяна все же сделала попытку его остановить. Что бы там Ведерников ни говорил, а она всеми фибрами души чувствовала подвох.

– Может, все-таки не будем спешить? – спросила Марьяна.

– Я уже отказал Демьянову. У нас нет другого выхода.

– Демьянов дал вам три дня на размышление, а прошло уже почти две недели. И ничего.

– Затишье перед бурей может тянуться долго, – парировал Шуринов-старший.

– Не верю я Ведерникову.

– В тебе говорит обида.

– А за что мне на него обижаться? Он меня не оскорблял, руки не распускал.

– Но ты же ушла, не стала терпеть его откровения.

– Дело не в моем к нему отношении, а в нем самом. Не делаются такие дела с бухты-барахты.

– Да, он поспешил. Сначала сделал, а потом подумал и осознал. Может, и вправду на тебе помешался? Если да, то меня это нисколько не удивляет.

– Давайте не будем об этом говорить. – Марьяна слегка поморщилась.