Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние слова буквально полоснули мой язык. Я даже глаза прикрыла от страха. Что помешает ему выполнить сейчас то, что бросил ему мой глупый язык? В ужасе ожидаю последствий из-за своей дерзости. Но вместо ожидаемой ярости позади меня раздается глубокий тихий смех. Только в нем нет ничего доброго.
— Глупая женщина. — Вдруг он хватает меня за затылок и жестко сжимает, запрокидывая мою голову и обжигая шею рычанием: — Ты можешь не рассчитывать на смерть. Я достану тебя, даже если придется спуститься за тобой в ад. Не смей мне больше этого говорить. Поняла? Только я решаю, жить тебе или умереть! Ты услышала меня? — его пальцы едва ли не хрустят от того, как сильно он сжимает мои волосы, которые мгновение назад боготворил нежностью. А я глотаю стон боли. Один за одним, вспоминая, что в моих руках есть осколок, который я могу всадить ему в глотку… или себе. — Чего же ты медлишь? — опаляет жаром ушную раковину, будто слышит, проклятый, мои мысли.
Тяжело дыша, я сглатываю, не рискуя обострять и без того накалённую обстановку. И тут же получаю маленькую поблажку, когда он ослабляет жестокую хватку, правда ненадолго. Уже через мгновение Тень так резко меня разворачивает, что я не успеваю опустить глаза. Не смогла бы, даже если бы захотела. И очень быстро жалею об этом, когда прихожу в себя, услышав звон выпавшего из моей руки стекла. Секунда, две, три. Осколки разлетаются у наших ног, но совершенно не это заставляет мое тело одеревенеть.
Шрам, кусочек которого мне удалось разглядеть ранее под арафатком, теперь предстаёт передо мной во всем своем величии, пересекая правую часть лица от лба до самого угла рта и уходя кривым рубцом на смуглую шею. Будто разделяя этого мужчину на до и после. Его шрам настолько большой и грубый, что страшно представить причину его появления, будто раскаленной саблей разорвало кожу. Он подобно огненной реке, руслу, которое вечно напоминает своему хозяину о жутком дне, когда он получил свое увечье.
Вдруг, встретившись с его горящим злостью взглядом, я наконец понимаю, что смотрю туда, куда не положено, и сконфуженно прячу глаза в пол, буквально задыхаясь от всего, что происходит. Зачем я так рассматриваю того, кто может убить меня?
Хватка на моем затылке возвращается, и теперь мне приходится подняться на носочки, чтобы облегчить жжение, но открыть глаза больше не рискую.
— Что? Больше смотреть не хочешь? — едкая усмешка. — Испугалась? Противен тебе твой господин?
Еще более сильный страх сковывает мою душу, заставляя трепетать перед Тенью. Но не шрам пугает меня. Далеко не он.
— Шрамы — это история, — шепчу тихо. — Я не испытываю к ним отвращения.
Затишье перед бурей.
А мне хочется рассеяться звёздной пылью в воздухе и отдаться ветру на спасение.
Но горячие пальцы, сомкнувшиеся на моем подбородке, вмиг выбивают из головы глупые мысли о спасении. А потом мужчина хмыкает, проводя пальцем по моей нижней губе.
— Глупая, смелая, честная. Опасное сочетание для женщины, — его голос сейчас теплый, хриплый, и меня страшит эта перемена. Ему понравился мой ответ. В этом причина? — За твою честность я позволю тебе раскаяться.
Раскаяться? За то, чего не делала? На долгую минуту я даже задумываюсь над тем, чтобы принять милостыню, но любая мысль о том, какое будущее меня будет ждать, прими я на себя клеймо шармуты, тревожит и толкает на безумство.
— Мне на за что раскаиваться.
Рык.
— Кус ом мак! (прим. автора — мат. ) — Он встряхивает меня, как набитую сеном куклу, а затем прижимается губами прямо к уху. — Твой язык тебя когда-нибудь убьет.
Тень еще сильнее сжимает меня в своих лапищах, и, кажется, я даже чувствую, как его трясет, а в местах, куда впиваются грубые пальцы, едва ли не трескается кожа. Если потребуется, без ножа разорвет и кости из меня вырвет голыми руками.
Почему так злится? Что ему до моей чистоты? Зачем вообще забрал, если так противна ему? Бросил бы ко всем своим подстилкам и дело с концом...
Но вместо этого он держит мое тело в плену и буквально испепеляет необъяснимой злостью. И я не знаю, почему он сдерживает себя. Будь на моем месте другая, наверное, давно бы приказал высечь ее плетью за подобные выходки. А со мной что?
Я ведь не один повод дала наказать себя. Терпит? Но зачем? Да и я была бы умнее, согласись на все, лишь бы гнева этого мужчины избежать, только я будто пью эту незаслуженную ненависть. И пусть даже я отравлюсь ею, зато не предам себя. А адреналин, мчащийся по моим венам, лишь подстегивает меня не сдаваться. Не останавливаться.
— Может, и убьет, — дыхание дается с трудом, — а может, поможет обрести свободу…
Хватаю ртом воздух и понимаю, что еще немного, и он лично отрежет мне язык за то, что дразню в нем зверя. И такого зверя я еще не встречала. Кажется, еще мгновение, и он вырвется из клетки, чтобы показать истинное лицо своего хозяина. В нем будто борются две сущности. И одной из них нравится то, что я не боюсь его. А может, и боюсь, просто гордость еще живая, а с ней и смелость моя глупая. И пока во мне есть место борьбе, никогда не склонюсь перед мужчиной, считающим меня грязной вещью. От несправедливости, свалившейся на мою голову, снова обида волной вздымается. Я не заслужила такого отношения! Ничто не дает ему права унижать меня. Ни ему, ни кому-либо другому. Всевышний знает о моей честности, я знаю. Если и умру, то с чистой совестью.
— Сколько тварей успело поиметь тебя? М? — ощущаю на задней поверхности шеи грубую ладонь, грозящую свернуть ее при первом же неверном ответе, но пока он лишь сминает, захватывая часть волос на затылке, одержимо как-то, и еще сильнее оскалом в щеку врезается. — Почему от осмотра отказалась? Хочешь, чтобы я проверил своим способом?
От невыносимой близости начинаю сходить с ума, гореть, будто брошенная в самое пекло пламени, это его тело так горит, чувствую даже сквозь одежду, которая есть только на нем. И с каждой секундой волна за волной меня накрывает этим жаром все больше и больше. Я упустила момент, когда все вышло за пределы разумного, и теперь этот зверь пугает меня иначе. К ненависти я привыкла, но