Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из Московской консерватории в дивизию записались 250 человек, в том числе международные лауреаты: А.Б. Дьяков, Д.Ф. Ойстрах, Э.Г. Гилельс[111]. Коллектив Московского университета направил в ее состав 1065 человек[112]. Среди них ведущие ученые – профессора и доценты Г.С. Кара-Мурза, С.П. Толстов, Л.С. Выготский, Н.В. Костин, А.Д. Аксенов, А.В. Арциховский.
Практически все профессора и академики Московского университета, работники Московской консерватории, учитывая их профессиональную значимость, вскоре по распоряжению чрезвычайной тройки района были удалены из дивизии. Но имелись и исключения. Известный этнограф, профессор С.П. Толстов отказался уходить из ополчения. На фронте он стал командиром взвода топографической разведки артиллерийского полка и участвовал в боях под Ельней, где в октябре 1941 г. попал в окружение, но смог не только вывести свой взвод, но и сохранить вверенное военное имущество. После этого тяжелораненого С.П. Толстова эвакуировали на санитарном поезде в тыл. Излечившись, он настойчиво добивался возвращения на фронт, но военное начальство приказало профессору вернуться в Москву. Вскоре, в конце 1942 г., С.П. Толстов был назначен директором Института этнографии АН СССР, а позже стал деканом исторического факультета МГУ.
Отказался уходить из ополчения и заведующий кафедрой новой и новейшей истории МГУ профессор М.С. Зоркий. Его судьба сложилась трагически: назначенный батальонным комиссаром, он в критический момент боя принял на себя обязанности комиссара дивизии и погиб под Вязьмой в октябре 1941 г.
21-я ДНО Киевского района была укомплектована наполовину из рабочих (Хладокомбината, Дорогомиловского химзавода, фабрик Сакко и Ванцетти и др.), другую же половину составляли служащие, научная и творческая интеллигенция из Академии наук СССР, Театра им. Е.Б. Вахтангова, киностудии «Мосфильм». Из научных институтов Академии наук СССР в дивизию вступили: известный философ, академик Б.М. Кедров; профессора С.М. Абалин, П.С. Черемных, Д.Т. Шепилов (в 1956–1957 гг. – министр иностранных дел СССР)[113].
В Дзержинском районе в состав бойцов рабочего батальона вошла группа дипломатических работников: бывший советник посольства в Берлине Н.В. Иванов, заведующий консульским отделом при посольстве в Вашингтоне М.Ф. Герасимов, сотрудник посольства в Норвегии Н.Д. Кузнецов, атташе в Венгрии Ф.Н. Грязнов, сотрудник посольства в Турции В.Ф. Якушко[114].
Основную работу по формированию дивизий проводил политсостав, назначенный и прибывший в части раньше, чем командный состав. Уже в течение 3–5 июля 1941 г. московская партийная организация выделила в народное ополчение 96 человек для укомплектования политического аппарата дивизий и свыше 700 человек для политотделов полков[115]. Политическую работу вели опытные кадры: например, комиссаром 4-й ДНО Куйбышевского района стал А.И. Бормотов – секретарь парторганизации Наркомата юстиции, начальником политотдела дивизии – А.А. Змеул – директор Академии внешней торговли, комиссаром 1-го полка – С.В. Митрофанов – ответственный работник Главпочтамта, комиссаром 2-го полка – А.М. Терентьев – секретарь парторганизации Наркомата легкой промышленности РСФСР. Начальниками политотделов других дивизий стали А. Антропов, И. Анчишкин, А. Бормотов, С. Белов, В. Крылов, М. Лазаренко, А. Логинов, П. Тарасов и др. Политработники вели большую разъяснительную работу среди ополченцев о целях и задачах добровольческого движения. На партийно-комсомольских и общих собраниях подразделений они проводили беседы, читали доклады о причинах нападения гитлеровской Германии, об Отечественной войне 1812 г., об исторической и современной роли народного ополчения в разгроме врага.
Формирование ополчения шло на всех крупных предприятиях Москвы. Например, на заводе «Изолятор» в его ряды вступили 66 человек, в Московском авиационном институте им. С. Орджоникидзе – более 400, на заводе № 1 – более 120, на 2-м часовом заводе – более 200 человек[116]. Сформировали по батальону добровольцев заводы «Серп и молот», 1-й Государственный подшипниковый, «Каучук», «Красный богатырь»[117]. Добровольцев направили города и районы Московской области: в Коломне и Орехово-Зуево было сформировано по 3 батальона, в Подольске и Серпухове – по 2, в Егорьевске и Воскресенске – по 1; в Лопасненском, Щелковском, Егорьевском, Красногорском, Дмитровском районах – по 1, в Мытищинском – 3[118].
Вместе с тем отметим, что процесс формирования ополчения имел ряд недостатков. Некоторые организации не только не проводили разъяснительной работы о целях и задачах народного ополчения, но, стремясь к количественным показателям, формировали ополченческие части «административными» методами. Все это сопровождалось халатностью, нарушениями и злоупотреблениями. Среди самых распространенных – принудительная запись в добровольцы, а также зачисление лиц непригодных к военной службе. Приведем характерный пример: на Швейном комбинате Московского городского управления легкой промышленности сторож И.В. Николаев, 55 лет, 5 июля 1941 г. получил повестку с предложением прибыть к 12 часам в школу № 60 с вещами. Когда он прибыл в управление комбината, секретарь объявила ему, что он мобилизован. Несмотря на заявление Николаева о том, что он инвалид и не записывался в народное ополчение, ему было предложено немедленно отправиться в часть[119].
Целый ряд подобных фактов сообщал нарком госбезопасности СССР В.Н. Меркулов в докладной записке № 2741 от 11 июля 1941 г. в НКВД СССР на имя Л.П. Берия: «НКГБ СССР располагает сведениями о серьезных недочетах в комплектовании и работе частей народного ополчения. По Краснопресненскому району имели место следующие факты:
Секретарь парторганизации „Металлширпотреб“ Титов „доставил“ в дивизию 14 человек, из которых 12 заявили, что их обманули, что Титов сказал им, будто они едут на митинг, а сам „отдает их в ополчение“. Причем половина из „доставленных“ была инвалидами. В результате из 14 человек в дивизии осталось лишь 2. Руководитель артели „Швейремонтодежда“ Пестрак привел в дивизию 13 человек. Большинству из них в артели сообщили, что они зачисляются в военный кружок с занятиями после работы. 15 человек из „Моспогруза“ уже в казармах дивизии в один голос заявили: „Мы не добровольцы, нас вписали заочно“. После разъяснительной работы большинство из них пожелало остаться в ополчении»[120].
В результате подобного подхода в отдельных полках формируемых дивизий за 7–8 июля 1941 г. по инвалидности было отчислено до 25 %, а в ротах – до 40 % личного состава, что дискредитировало саму идею ополченческого движения[121].
Необходимо отметить, что, несмотря на наличие большого числа ошибок и нарушений на начальной стадии формирования