Итак, «следак» информацию переварил и, немного поколебавшись, позволил дать Тому номер мобильника одного оперативника из его группы — «для экстренных случаев».

Отпуская Тома, Сретенский строго наказывал ему жизнью не рисковать, ни в какой контакт с преступником не входить, при появлении его в зоне видимости и тем более при опасности звонить оперативнику. Ясно было, что город уже стягивают невидимые, но прочные сети. Начиналась настоящая охота. И если охотникам попадется матерый зверь, то много зверей и зверюшек посыплется вслед за ним в охотничьи ловушки.

Отправив Тома и еще раз подивившись взрослости нынешних подростков (тут же, впрочем, посмеявшись над собой, потому что немало слышал в свое время от старших о не меньшей их взрослости в совсем другие времена), Артем Сретенский первым делом наладил связь с Тюкалинском, что было, заметим, не так просто, потому что у матери Олега не было ни домашнего, ни мобильного телефона. Завтра к вечеру Артем уже надеялся получить от нее доверенность на ведение дел.

А тогда можно, дождавшись, когда Женя привезет с Алтая Федю Репина, ехать с ним в Оглухино и там вызывать его как свидетеля через родителей или педагога — по-другому нельзя, — и показания у него брать тоже в присутствии педагога. И, наверно, придется записать их на видеокамеру, но это не проблема. А потом ехать в Потьму к Олегу и сообщать парню, что он, его адвокат, подает надзорную жалобу и требует отмены приговора. Артем уже начал обдумывать поездку и даже встретил в одном из телефонных разговоров недоуменный вопрос коллеги:

— А разве в Потьме пожизненники есть?

А там, между прочим, пять лет уже — с 1997 года — участок пожизненного отбывания… И опять — в который раз! — подумал Артем: «Никто у нас ничего не знает, да и знать не хочет. Как в чужой стране живем, в гостях! А Чехов через всю Россию два месяца на Сахалин ехал — посмотреть, как в его стране каторжники живут».

Он не выдержал, поднялся от стола, взял том писем Чехова с закладкой и перечел давно им отчеркнутое место из письма Чехова перед отъездом его приятелю-журналисту. Писал Чехов, как всегда, мешая шутку с полной серьезностью: «…Полагаю, поездка — это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать… Вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Будто бы это верно? Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на него миллионов».

Артем, вздохнув обо всем сразу, захлопнул том и поставил на место.

В самый пик его размышлений над новой информацией и заодно над жизнью в России вообще у дверей запищал домофон. И юношеский басок произнес:

— Мне адвокат Сретенский нужен. Я из Оглухина приехал. По делу Олега Сумарокова.

Через минуту в квартиру адвоката входил, отирая пот и пыль с лица, коренастый юноша с мотоциклетным шлемом в руках. Это был, как уже понял читатель, Слава-байкер.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что в ближайший час информации у адвоката сильно прибавится.

— Значит, говоришь, задержание произошло примерно в 11 утра?

— Даже раньше. Около пол-одиннадцатого.

Сретенский побарабанил пальцами по столу, сбоку которого сидел усталый от почти восьмисоткилометрового пробега байкер. На лице адвоката была сложная смесь удивления и удовлетворения. Удивление относилось, конечно, к той простой, но рискованной и в то же время очень эффективной хитрости, с которой эти двое — семнадцатилетний и тринадцатилетний — провели задержание здорового, судя по описанию, бугая.

— Ну, пока дежурный протокол написал, задержанный прочитал, подписал — как раз половина двенадцатого получилась. Если ваш лейтенант за сопротивление собирается его привлекать… да, собственно, и 116-я напрашивается — нанесение побоев, арест до трех месяцев… В течение двенадцати часов с момента задержания должен сообщить прокурору о факте задержания в письменном виде. Ну, возьмем даже 11 часов — все равно до 11 ночи он в прокуратуру с полустанка вашего вряд ли сумеет в письменном виде сообщить. До утра он вашего Мобуту все равно подержит, деваться ему некуда. А мальчишку отпустит. Время до утра есть. А тут, может, второго изловят.

— А что — ловят уже? — встрепенулся Славка. Он только что от Сретенского узнал, что виденный им в ту ночь со спины второй убийца был задержан — и сбежал.

— Ловят, ловят… Тут такие профессионалы прибыли, что изловят обязательно. Правда, сами они это слово не любят, — засмеялся адвокат. — Ловят, говорят, бабочек сачками и птичек силками. А мы — задерживаем…

Любопытная вещь — оттого, наверно, что делом его подзащитного занимались сейчас подростки, да еще неожиданно успешно, Артем Сретенский неосознанно сменил самоощущение. Теперь он чувствовал и в какой-то степени мыслил, как в свои тринадцать-четырнадцать лет. Нет, ни УК (Уголовный кодекс), ни УПК (Уголовно-процессуальный кодекс) он не забыл. Все законы, равно как и комментарии к ним, были в его голове в стройном порядке. Просто проснулся забытый мальчишеский азарт, живая готовность к авантюрным ходам — будто он действовал не в обыденной жизни, а внутри приключенческого романа.

Конечно, неловко звонить в такой час кому бы то ни было, кроме близких друзей. Но Артем уговорил себя тем, что обстановка создалась близкая к военной, и совершил все нужные звонки. Самое интересное, что все те, кому он позвонил, — а именно трое, — совершенно его поняли, ни удивления, ни раздражения не выразили и явно начали сразу после его звонка действовать.

Очевидно, все трое попадали в тот не очень большой процент живых в полном смысле этого слова людей, благодаря которым и держится еще Россия.

Артем Славку ночью на мотоцикле никуда не отпустил, а оставил ночевать. Батарейка в мобильном уже зарядилась (организованный Славка, прежде чем начать разговор, с позволения Артема включил ее в сеть), Нита была оповещена, а через нее и Скин. Напились на кухне чаю с бутербродами, и адвокат, постелив Славке на диване в кабинете, с чувством выполненного долга улегся спать.

Проснулся он как встрепанный. На часах было восемь утра.

Ему снилось пустынное антенное поле близ улицы Тухачевского, где они жили в Москве с отцом и мамой. И будто бы там разместился полк, который объявил себя автономным государством. Артем во сне никак не мог этого вместить в сознание. И вот он услышал чей-то громкий и отчетливый голос, кого-то — не его ли? — официально характеризующий:

— Часто был суммарен.

И в испуге именно от этого странного слова он проснулся.

И тут же раздался звонок.

Ему сообщали, что наркоделец с большим стажем, очень опасный человек и возможный неоднократный убийца Харон (подлинное имя выясняется) задержан и находится в омском следственном изоляторе. Потерь при задержании нет. А главное — его, адвоката, благодарят за подростка с американской фамилией, который оказался очень и очень полезен. И Фрол Кузьмич Заровнятных подумывает над тем, чтобы за проявленную храбрость и расторопность представить этого Тома, как его… Мэрфи к награде. Как и кадета Петра Волховецкого.