подряд: и из научных центров, и из конструкторских бюро, и из заводов и со строек (а это в основном руководители) извлечем и вышлем.… И всё встанет, а чтобы не встало, надо вообще прекратить эту кампанию.

Сталин наплевал на уловку и подлую практику формирования врагов из евреев – гуманитариев продолжал, а авторов письма трогать не стал – они нужны были народному хозяйству.

А, может быть, этим письмом видные люди хотели выразить свою солидарность с невинно преследуемыми, а Сталин и на эту солидарность наплевал – прокукарекали, ну и сидите на своем насесте, в своих креслах, никуда вы не денетесь.

По прошествии многих лет защитники памяти Сталина поговаривают, что это Берии нужны были враги, чтобы демонстрировать Сталину свою неусыпную бдительность. Когда же Сталин умер, Берия, прекратив эту вакханалию, как бы, говорил: «Это все он, я тут не причем, я не мог ослушаться».

В то время мы об этом письме, разумеется, не знали. А откровенно о медиках говорили только в узком кругу.

В этом же ключе следует рассматривать и ленинградское дело? Соперников, или оппозиционеров у Сталина после войны быть не могло. Его авторитет был непререкаем, доверие к нему было безграничным – это была формула взаимоотношений между народом и партией: «Безграничное доверие к партии и правительству». И это безграничное доверие он сам размывал послевоенными репрессиями. А может быть, не сам, а Берия готовил себе пьедестал, как для борца против репрессий, а пока нагонял на остальных членов Политбюро панический страх? У самого Берии при воспоминании о судьбе Ежова и других предшественников сильнее, чем у многих, тряслись поджилки. Опубликованные обстоятельства смерти Сталина очень на это намекают.

Конечно, мы ни на йоту не верили публикуемым обвинениям, выдвинутым против ленинградских руководителей, и хотя вслух этого не говорили, но из разговоров это было очевидным, – конечно, мы строили предположения. Мы не сомневались в безграничной преданности этих руководителей Сталину – тогда, что это было? (Сейчас я узнал, что они предлагали выделить в отдельную структуру – по типу союзных республик, – компартию РСФСР, что могло послужить основанием для платформы оппозиции. Но зачем надо было расстреливать – достаточно было или с улыбкой, или, нахмурив брови, сказать: «Цыц», – и авторы предложения тут же бы прикусили язык). Или Сталин был вампиром, которому непременно нужна была кровь?

А так называемые «Шарашки»? (Тогда мы о них не знали – это уж я сейчас рассуждаю). Где талантливые ученые и инженеры работали во время войны и после войны над проектами, содержание которых было секретным. Зачем их надо было держать за решеткой, если им доверяли такие работы? И они творили, с полной отдачей сил творили. Они не были врагами СССР. Один из гадателей в современной газете предположил, что, может быть, таким способом Берия спасал интеллектуальный потенциал России от гибели на каторге (он курировал шарашки). А кто их на каторгу отправлял? Нет, господа хорошие, мимо Сталина ничего не проходило – он стремился всё объять.

Вспомним эпизод из биографии Мерецкова. Мерецков незадолго до войны был начальником генерального штаба. Как только началась война, Мерецкова арестовали. В оправдание катастрофы первого периода войны, надо было найти виновного, Мерецков, как бывший начальник Генштаба, подходил для такой роли. Но затем, было решено на жертвенный камень бросить Павлова, а Мерецкова прямо из застенка назначили командующим армией. Кто понес наказание за отрыв от армии в разгар боевых действий офицера с высокими боевыми качествами? Никто! А кто понес наказание за арест Рокоссовского? Никто! То есть, это делалось с ведома самого Сталина, который мог бросить на жертвенный камень человека по своему личному выбору.

Что это было со стороны Сталина? Может быть, это было психическое заболевание? Маниакальная боязнь предательства? Или его ближайшее окружение, в конкурентной борьбе между собой, водило ЕГО за нос и натравливало его на своих личных врагов – конкурентов? Или он такими действиями продолжал натягивать струну, изображающую обострение классовой борьбы по мере приближения коммунизма? Тогда это была глупость, подрывавшая его авторитет и нагнетающая страх, отнимающий волю к проявлению самоотверженных усилий в борьбе за этот самый коммунизм. Недавно (2013 год), из публикаций Радзинского я узнал, что Сталин дружески принимал и беседовал с причастными к Ленинградскому делу Кузнецовым и Вознесенским непосредственно перед тем, как бросить их в пыточную камеру с требованием добиться от них признательных показаний. Да, да, да, присущи были Сталину безграничная жестокость и изощренное иезуитство. Было это в его характере – пришел я к выводу, если Радзинский не сочиняет.

Ни Берии, ни Сталина и никого из его ближайшего окружения нет, так что этого никто никогда не узнает. Сталин ни одного лишнего слова не сказал. Будут только АВТОРИТЕТНЫЕ домыслы, обоснованные умело подобранными архивными материалами, и гаданием на психоаналитической кофейной гуще. Очень обширное поле для творческой деятельности Политиков, Историков, Сочинителей.

А я делаю выводы только из открытых публикаций и своих наблюдений, и, в эйфории борьбы против тоталитаризма, поддался угару этой эйфории и даже создал в воображении отвратительный памятник сталинским злодеяниям.

На выходе Никольской к Лубянской площади, слева, на уголочке, напротив Лубянки и Детского Мира был небольшой скверик. Сейчас на нем стоит похожее на бульдога здание, мягко говоря, не украшающее этот уголок Москвы, а скорее, наоборот. Я на этом месте представил не менее безобразный памятник в виде выполненного из стекла громадного (3—4 метра) осьминога с головой Сталина лицом к Лубянке, щупальца которого загребают и рабочих, и крестьян, и интеллигенцию, и военных. А по всему стеклянному осьминогу волнами меняется цвет от синего, до пурпурного.

Теперь я думаю, что тогда надо и Петру, который, в отличие от Сталина, сам мог рубить головы, поставить памятник с топором в одной руке и с женской головой, взятой за волосы, в другой руке. И на речной стрелке напротив храма вместо парусно-металлического сооружения с Петром-капитаном поставить Петра с громадными ножницами, которыми он отрезает, как бороды у бояр, Россию от прошлого, от русского, превращая нас в шустриков, нацепивших букли, озирающихся по сторонам и бегущих за Европой, пытаясь ее догнать. До сих пор, с петровских времен, все догоняем и догоняем, и никак не можем догнать. Уж устали и плетемся в хвосте. Ну, сколько можно? А нас опять запрягли в брички, в которых сидят разнообразные чичиковы и гонят, чтобы сорвать очередной куш.

А если считать, что можно было Петру работных людей и крестьян месить как глину для строительства величия, то и Сталину, как зодчему самой большой вершины в истории России, надо поставить такой же памятник, как церетелевский Петру, хотя бы как Главнокомандующему в Великой Отечественной войне. Завистники всякому величию говорят, что не Сталин вел полки. Верно, не Сталин. Полки вели Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский и другие талантливые полководцы, но они вели их туда, куда указывал Главнокомандующий, выбирая направление из предложенных Генеральным штабом вариантов. Стратегию и фронта, и тыла держал в своих руках Сталин. Мерецков в своих мемуарах писал, что Хрущев врал, когда говорил, что Сталин войной руководил по глобусу. На столах были разложены не только стратегические, но тактические, если это требовалось, карты. Как руководителю мирового масштаба приходилось пользоваться и глобусом, потому, к примеру, что кратчайшее расстояние на планете между двумя точками можно определить только по глобусу, т. к. нет таких карт, которые сферу могут превратить в плоскость.

В музее авиационного завода я видел телеграмму.

«23.12.41. Директору завода №18, №1.

Вы подвели нашу страну, нашу Красную армию. Вы не изволите до сих пор выпускать ИЛ – 2. Самолеты ИЛ – 2 нужны нашей Красной армии теперь, как воздух, как хлеб. Шенкман дает по одному ИЛ – 2 день, Третьяков МИГ – 3 по одной дв штуки. Это насмешка над страной, над Красной армией. Нам нужны не МИГ – 3. ИЛ – 2 если 18 завод думает отбрехнуться от страны давая по одному ИЛ – 2 день то жестоко ошибается понесет за это кару. Прошу вас не выводить правительство из терпения тчк требую, чтобы выпускали побольше Илов. Предупреждаю последний раз.

Сталин».

Ошибался ли он – да ошибался (1942 год), были ли напрасные жертвы – да были (их было очень