Поэтому, принимая все во внимание, этот новый документ не поддерживает прежде преобладающую точку зрения, что существовало уже некое конечное решение, принятое Гитлером весной или летом 1941 года, о приказе истребления всех евреев Европы, важной частью которого является предписание от 31 июля. Однако более вероятным сценарием развертывания событий является то, что правящая верхушка нацистской партии сосредоточила тогда все свое внимание на войне с Советским Союзом, и решение об уничтожении женщин и детей на Востоке рассматривалось как практический способ решения безотлагательной и конкретной проблемы.

Прежде всего эти массовые убийства практически тогда не коснулись евреев, проживавших на территории Западной Европы и Германского рейха. Нацисты по-прежнему планировали, что, как только закончится война, которая, по оптимистичным подсчетам Гитлера, Гиммлера и Гейдриха, должна была завершиться осенью 1941 года, «переселят» евреев на Восток. Дальнейшая же судьба тех евреев, которые «после войны» будут туда переселены, оставалась неясной: ведь там еще не было нацистских «лагерей смерти», готовых их принять. Скорее всего, евреев собирались отправить в трудовые лагеря, расположенные в районах оккупированных российских территорий с самым суровым климатом. Однако и там геноцид все же имел бы место, хотя и приобрел бы более оттянутый и длительный характер, нежели предстоящее быстрое массовое истребление в газовых камерах в Польше.

Но в августе того года некоторые нацистские лидеры стали проявлять нетерпение в связи с реализацией этих планов. Они знали, что на Востоке, на уже захваченных ими территориях, советских евреев уничтожают самым жестоким способом. А почему бы, стали поступать от них предложения, не отправлять немецких евреев в эпицентр этих операций по массовому истреблению, причем немедленно? Йозеф Геббельс, нацистский министр пропаганды и гауляйтер Берлина, оказался в первых рядах тех, кто стал призывать насильно высылать евреев Берлина на Восток. 15 августа статс-секретарь Геббельса Леопольд Гуттерер заметил, что из семидесяти тысяч евреев в Берлине только девятнадцать тысяч были заняты трудовой деятельностью (в чем, кстати, были виноваты сами нацисты, которые ввели ограничение на работу евреев). Гуттерер настаивал на том, что остальных надлежит «отправить в Россию… хотя самым лучшим выходом, разумеется, было бы убить»14. А потому, когда Геббельс 19 августа встретился с Гитлером лично, он выступил с аналогичным предложением: немедленно депортировать евреев из Берлина.

Геббельс неколебимо верил в нацистский миф о роли, которую немецкие евреи сыграли в Первой мировой войне. Он считал, что в то время как немецкие солдаты гибли на фронте, евреи наживались на этой кровавой бойне, сидя в больших городах и пребывая в безопасности. (Хотя на самом деле евреи точно так же погибали на фронте пропорционально своей доле среди соотечественников.) Но летом 1941 года, в то время как немцы участвовали в жестоких боях на Востоке, евреи оставались в Берлине, а что еще им было делать, коль нацисты сами запретили им идти на военную службу. Как это очень часто бывало, нацисты сами создавали себе обстоятельства, которые наилучшим образом соответствовали их предрассудкам. Но, несмотря на просьбы Геббельса, Гитлер по-прежнему отказывался депортировать берлинских евреев. Он считал, что в данный момент война является единственным приоритетом рейха, а решение еврейского вопроса может подождать. Тем не менее одно из пожеланий Геббельса Гитлер все-таки удовлетворил. В рамках ужесточения нацистской политики антисемитизма он согласился с тем, что немецкие евреи должны носить желтую звезду. В польских гетто евреи ходили с желтыми звездами с первых месяцев войны, но немецкие евреи до тех пор такому унижению не подвергались.

Убедить Гитлера изменить свое решение касательно депортации немецких евреев тем летом и ранней осенью пытался не только Геббельс. Сразу вскоре после налета британских бомбардировщиков на Гамбург 15 сентября гауляйтер Гамбурга Карл Кауфманн решил написать Гитлеру письмо, в котором просил разрешить депортацию евреев из города для того, чтобы освободить жилье для жителей Гамбурга арийского происхождения, которые в результате налета его лишились. Теперь Гитлеру поступали предложения депортировать евреев на Восток из самых разных источников, включая и предложение Альфреда Розенберга выслать евреев из Центральной Европы в отместку за проведенную недавно Сталиным депортацию немцев Поволжья в Сибирь. И тут Гитлер резко изменил свое мнение, хотя всего несколько недель назад заявлял, что немецкие евреи никакой депортации подлежать не могут. В сентябре все-таки он решил, что к высылке евреев на Восток в конечном счете можно приступить.

Однако не стоит расценивать его отказ от прежней точки зрения как проявление нерешительности; вряд ли он подпал бы под влияние подчиненных, если бы не последние новости с фронта. Гитлер всегда заявлял, что депортировать евреев из страны нужно после войны, но теперь решил, что несколько недель ничего не значат, так как скоро Германия одержит победу, а потому можно высылать их из Германии прямо сейчас. Со дня на день должен был пасть Киев, и Москва казалась незащищенной от взятия ее немцами, поэтому Гитлер был уверен, что Советский Союз будет разбит еще до наступления зимы.

Конечно, оставался открытым вопрос о том, куда все-таки следует высылать евреев. И Гиммлер тотчас же предложил выход: почему бы немецким евреям не присоединиться к своим польским сородичам в гетто? 18 сентября Гиммлер отправил письмо Артуру Грайзеру, нацистскому гауляйтеру Вартегау (западной части Польши, присоединенной к территории рейха), в котором попросил его подготовить Лодзинское гетто к прибытию шестидесяти тысяч евреев из «Старого рейха».

Грайзер возразил, как только прозвучала цифра 60 тысяч – предложенное Гиммлером количество евреев из «Старого рейха», которые подлежали депортации в Лодзь. В результате эта цифра сократилась до двадцати тысяч евреев, пяти тысяч цыган. Но даже такое количество людей гауляйтеру Артуру Грайзеру было негде разместить. Вместе с Вильгельмом Коппе, высшим руководителем СС и полиции в Вартегау, он придумал, как решить проблему перенаселения в гетто. И нет ничего неожиданного в том, что, учитывая, что уже с лета 1941 года предпочтительной реакцией на такого рода проблемы на Востоке стало истребление, то и они вынесли решение прибегнуть к методу массовых убийств. Выполнение поставленной задачи было поручено гауптштурмфюреру СС (капитану) Герберту Ланге, который командовал отрядом особого назначения (зондеркомандой), занимавшимся умерщвлением психически больных людей в рамках программы эвтаназии по всей Восточной Пруссии и в прилегающих районах. Для этого в некоторых случаях он и его команда использовали газваген («душегубку») – герметично закрытый фургон, куда закачивался угарный газ. Такие мобильные газовые камеры рассматривались местными нацистами как наиболее подходящий ответ на неожиданное перенаселение Лодзинского гетто.

По словам водителя Ланге Вальтера Бурмайстера, в самом конце осени Ланге нашел подходящее место для своих газвагенов на территории Вартегау. «Первым делом, – говорил Ланге своему водителю, – главное тут – полная секретность. У меня есть приказ сформировать в Хелмно специальную команду. Другие сотрудники из Позена и из полиции Лицманштадта (так немцы называли Лодзь) к нам присоединятся. Нам предстоит трудная, но важная работа»15. В деревеньке Хелмно (немецкое название Кульмхоф), в 70 километрах на северо-запад от Лодзи, Ланге и его команда подготовили замок (Schloss) – для «трудной, но важной работы» – массовых убийств. Не Освенцим, а Хелмно станет первым нацистским лагерем смерти, где будут убивать евреев, отобранных в Лодзинском гетто.