Немцы тоже здесь ошиблись. Могли бы хоть изредка менять порядок ухода, чтобы подбросить наружке побольше сложностей. Но оказались они людьми уж слишком дисциплинированными, и потому Фармацевт, всегда выходивший за братом, быстренько вывел нас на всю свою агентуру.

Еще одна история из не совсем типичных. Иранский генерал завербован и передает советской резидентуре за большие деньги материалы с грифом «Совершенно секретно» прямо из Генерального штаба. Хорошее вроде бы дело, но только уж очень много передает. И подтверждается не всё.

Агаянц к нам: срочно проверить. Мы, как всегда, наружку. Нет, кроме наших, ни с кем не общается. Идет к себе на работу, возвращается и вручает людям из резидентуры пакет с информацией. В квартиру к нему забраться невозможно. Пришлось по строительным лесам залезать в строящийся напротив генеральской виллы трехэтажный дом. Прихватили бинокль, наблюдаем: достает генерал из папки, которую с собой всегда таскает, чистые бланки с грифом «Секретно» и набивает на пишущей машинке свои сообщения. Передавал он нам долгое время по существу дезинформацию. Так что пришлось этого генерала… Короче, наши его забрали.

Наш герой служил и в английской разведке

— Геворк Андреевич, к вашим донесениям всегда относились серьезно?

— Да.

— Несмотря на ваш юный возраст?

— Лишь однажды, когда была передана дата нападения Гитлера на Советский Союз, сообщение резидентуры проигнорировали. Написали: «Материал интереса не представляет». А ведь о сроках сообщали не только мы.

— И все-таки в юные годы у вас совсем не было опыта.·

— Но нам приходилось его быстро набирать. Иногда и с помощью англичан… Я закончил их разведывательную школу.

— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее.

— Наша разведка имела очень плотные контакты с английской — ведь союзники же. Потому были совместные действия и разработки. И, тем не менее, англичане с их резидентом Спенсером всегда вели собственную игру. Агаянцу стало известно: 1942 год, война в разгаре, а люди полковника Спенсера открыли в Тегеране под крышей любительского молодежного радиоклуба свою разведывательную школу. Набирали туда молодых людей, знавших русский язык. Так что направление работы вполне понятно. Мне было приказано в эту школу внедриться. Пришлось пройти собеседование у их экзаменаторов.

По-русски я говорил неплохо. Да и пареньком им показался смышленым. А вот то, что просидел я в 1941-м три месяца в тюрьме, они явно прохлопали, иначе я не попал бы в разведшколу. Помогло, что мой отец был человеком состоятельным. Вообще англичане всегда принимали во внимание набор таких стереотипов — не беден, в общении приятен, владеет несколькими языками. Им понравилось и то, что на собеседовании я «честно» признался, что иду к ним ради хорошего заработка.

И еще одно, что может показаться несколько меркантильным, из общего стройного принципа построения британской разведки выпадающего. Предпочтение отдавалось уже знающим русский. К чему тратить и время, и деньги на изучение трудного языка, когда некоторые кандидаты им вполне вдаде-ют? Нашли подходящего молодого человека, и поиски более надежного на этом завершились. Здесь и получилась неувязка.

Зато конспирация в школе — строжайшая, обучение парами, чтобы будущие агенты не знали друг друга. Расписание составили таким образом, чтобы мы не могли встретиться. Армян готовили к заброске в Армению, таджиков — в Таджикистан… В общем, целями были Средняя Азия, Закавказье.

Мне удалось познакомиться с шестью соучениками. Подключилась наша «легкая кавалерия», выяснила, кто, где живет, чем дышат, установочные данные на курсантов, а через несколько недель дела на них были переданы в Центр.

В школе была профессионально поставленная подготовка. Английские агенты работали с нами не жалея сил. Шесть месяцев меня учили, как проводить вербовки, шифровки и дешифровки, тайниковые операции. Двусторонняя связь, радиосвязь, фотографирование… Курс напряженнейший, ускоренный. Пожалуй, в те годы я бы нигде не смог получить такой подготовки. Британцы формировали из нас настоящих диверсантов. Мне это здорово помогло в дальнейшем. Такие давали навыки. Я англичанам до сих пор благодарен.

Но, как вы понимаете, после моей учебы у школы возникли определенные сложности. После шести месяцев обучения агентов посылали в Индию. Там они тренировались еще полгода, учились прыгать с парашютом. Мне это уже мало чего бы дало, и отправки в Индию удалось избежать, не доехал я туда.

А вот всю эту публику, на которую потратили столько времени и денег, сбрасывали в республики Средней Азии и Закавказья и почему-то быстро ловили. Некоторые, как оказалось, действовали под нашу диктовку: были уже и перевербованы.

— Вами?

— И другими тоже. «Школьные учителя» заволновались, поняли, что дело пошло не так. Англичане провели по школе поголовную проверку. Нескромно говорить, но я прошел ее легко. Еще раз предположу: может быть, потому, что квалифицированные, сугубо профессиональные преподаватели, они же проверяющие, придерживались определенных стереотипов, мыслили стандартно.

Короче, пришлось англичанам лавочку закрывать. Да еще наш Агаянц окончательно добил Спенсера. Напрямую сообщил ему: мы знаем о школе.

— Это зачем же? Ведь английские шпионы шли нашим прямо в руки.

— Могли перенести школу из Тегерана в другой иранский город, куда-нибудь на юг, где действовали только англичане, и мы бы ее не отыскали… Но Агаянц действовал дипломатично.

Когда Спенсер попытался было убедить его, что школа — фашистская и агентуру готовят недобитые немцы, сокрушался: «Они совсем обнаглели, действуют прямо под нашим носом», то Иван Иванович изобразил понимание. Если немцы прямо на наших с вами глазах готовят диверсантов, то «любительский молодежный радиоклуб» необходимо поскорее ликвидировать. И полковнику Спенсеру ничего не оставалось, как согласиться с русским коллегой-союзником.

Англичане в течение стольких лет, до сегодняшнего дня — самые тяжелые оппоненты. Но должен вам сказать, наша разведка — впереди. На протяжении десятилетий с какими только спецслужбами я не встречался. И одно то, что мы спокойно вернулись, говорит само за себя. Я уверенно могу заявить, что наша разведка — самая лучшая. Никому с ней не справиться. Службы, как у нас, ни у кого в мире нет. И не будет. Счастливы, что отдали нашей профессии всю свою жизнь. И, знаете, эта любовь к родине, чувство, что за нами мощная, громадная страна, которая никогда не оставляла и не оставит, давали нам силы. Сколько было трудностей — но мы справились, преодолели.

— А почему «легкая кавалерия» прекратила работу?

— Отношения между Ираном и СССР ухудшались. И после покушения на шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, за которым стояли религиозные фанатики, обстановка еще больше обострилась. Местная контрразведка начала проявлять повышенный интерес к некоторым ребятам из нашей семерки. Приблизительно в апреле 1949 года мы прекратили активную работу. По приказу Центра «легкая кавалерия» была законсервирована.