Армии прикрытия на учениях оборону имитировали чисто символически,

«при этом минных полей не ставили, траншей и ходов сообщения не создавали, а лишь обозначали ячеистую систему».

Любые оперативные игры или маневры начинались стандартной вводной: поползновения «поджигателей войны» вторгнуться на советскую территорию мы, само собой, отбили и переходим в «контрнаступление». А вот на то, что

«противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях»,

на такую подлость, по признанию Жукова, «не рассчитывали».

Полевой устав 1939 года гласил:

«Если враг навяжет нам войну, Рабоче–Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда–либо существующих армий. Войну мы будем вести наступательную, перенеся ее на территорию противника. Боевые действия Красная Армия будет вести на уничтожение, с целью полного разгрома противника».

Легкость, с какой удалось в 1939―1940 годах присоединить к СССР новые Советские республики, вдохновляла на новые свершения. Несколько подпортили впечатление реалии Финской войны, но она была объявлена «неправильной», а отдельные недостатки ― устраненными. На совещаниях комсостава маршалы и генералы уверяли партию и друг друга в собственной непобедимости. На вероятных противников смотрели, как на мальчиков для битья.

Несколько выдержек из речи Мехлиса на собрании в Киевском Особом военном округе:

«Страна социализма одета в стальную броню и бетон. Мы не чувствуем себя слабее наших вероятных капиталистических противников и смело смотрим в будущее… Вторая империалистическая война, в которую фашистские агрессоры и их поклонники втягивают человечество, похоронит на своих обломках мир капиталистического разбоя…

Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то мы обязаны будем перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик во всем мире…

…мы можем констатировать, что так называемая «ось Берлин ― Рим ― Токио» имеет много амбиции, но в большой войне она быстро останется без амуниции… Кичливые японские самураи, надувшись до отказа, подобно лягушке из басни Крылова, могут лопнуть от напряжения…

Бряцая оружием, гитлеровские аферисты боятся серьез ной войны, боятся и не пойдут на серьезную войну, на войну с серьезным противником. Ахиллесова пята германской армии ― ненадежный тыл… Ахиллесова пята германской армии ― отсутствие денег, отсутствие достаточного количества среднего командного состава, необходимого для большой войны…

…за германскими проделками в Румынии мы будем и обязаны следить пристально, и мы должны готовиться к тому, чтобы в случае навязывания нам войны румынская нефть, на которую так зарятся германские фашисты, потекла в желательном нам, а не немцам направлении…

Нам дан строжайший наказ ― громить и уничтожать врага на его территории и малой кровью. Надо работать так, чтобы враг не мог опомниться, чтобы инициатива с первого часа войны принадлежала и находилась целиком в наших руках».

Что там, шапками закидаем. Как заметил Б. Рассел, те, кто принимает большевизм,

«невосприимчивы к доказательствам науки и совершают интеллектуальное самоубийство».

Думали не о защите Отечества ― у пролетариев его нет, ― а исключительно о том, как на штыках понесут счастье народам Европы и Азии, как будут помогать трудящимся Зимбабве налаживать работу ЧК и пускать в расход враждебные классы, крестьянам Камбоджи ― организовывать колхозы, пролетариям Италии ― национализировать заводы и экспроприировать эксплуататоров. Некий майор А. Соловьев фантазировал с трибуны:

«Ведь когда–то наши командиры займут в мире положение британских офицеров. Так должно быть и так будет. Мы будем учить весь мир».

Перекос в мозгах, вызванный страхом быть зачисленным в разряд врагов и идеологической накачкой, не позволял «красным колонизаторам» реально оценивать обстановку. Все, что не укладывалась в их представления о возможностях противника, о характере будущей войны, просто отметалось, как несущественное или несуществующее. Маршал Шапошников после победоносных кампаний вермахта в Польше и во Франции пренебрежительно отметил:

«В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового».

Задумываться не над чем, когда сам товарищ Сталин «планирует историю».

Оказалось, что историю планировал не только он.

В первые же дни войны советские военачальники продемонстрировали полное отсутствие профессионализма, неспособность управлять крупными войсковыми соединениями в реальных условиях, пренебрежение всеми правилами ведения боевых действий. Они бросали войска в сражение без подготовки, без авиационной разведки, без авиационного прикрытия.

Войска, вопреки требованиям собственных уставов, развертывались и действовали на широких фронтах, в произвольных направлениях, без взаимодействия друг с другом. Оборона строилась по принципу кордонной линии, без должной глубины, без учета тактики противника, характера местности и важности обороняемых направлений.

Оперативное построение армий почти всегда было одно – эшелонным, силы и средства в соединениях также распределялись равномерно по всему фронту. Резервов не было. Об обеспечении стыков и флангов генералы не заботились, сваливая эту головную боль на соседей.

В ходе оборонительных операций отсутствовал широкий маневр силами и средствами за счет других, менее активных участков. Отход войск с одного оборонительного рубежа на другой, как правило, вынуждался обстановкой и осуществлялся под сильным огневым воздействием противника. Заблаговременная подготовка рубежей и организация устойчивой обороны в тылу осуществлялась редко. В результате в случае вынужденного отхода и на новом рубеже не удавалось закрепиться.

Аукнулось шапошниковское «постольку–поскольку», но в основном ― просто безграмотность, незнание элементарных основ военного искусства, неумение прогнозировать действия противника. Почему–то не рушился «ненадежный тыл» германской армии, не организовывал повстанческих отрядов европейский пролетариат, и с амуницией все у немцев оказалось в порядке.

Маршал А.И. Еременко (1892―1970), прозевавший удар танковой группы Гудериана на Орел и оставшийся без фронта, после войны сокрушенно качал головой:

«Оглядываясь назад, рассматривая теперь обстановку с открытыми картами, приходишь в недоумение: как мы не смогли тогда разгадать намерения противника?.. Лучшего района для наступления танковой группы на Москву, чем район Глухов, Новгород–Северский, Шостка, не найти. Путь оттуда на Орел и Тулу был кратчайший. Десну форсировать не надо. Брянские леса остаются севернее. Однако командование и штаб Брянского фронта не смогли расшифровать этот легкий шифр».