Стенар слегка повел головой, будто говоря: ну, вот так. И такая была в этом глубокая привычка спать где придется, рассчитывая только на себя, что у Обещаны защемило сердце. Она испытывала облегчение, что он пришел охранять ее, но было и жаль его – что он, будто и вправду пес, где хозяин велел сторожить, там и ляжет.

Однако повадкой своей Стенар напоминал не столько пса, сколько прирученного волка…

* * *

Проснулась Обещана от легкого стука двери. Выглянула из-за занавеси у хозяйской постели, где лежала в эту ночь одна: уже светало, постельники Стенара и Будишка исчезли – вместе с ними самими. Пора и ей было вставать, приниматься за дела…

Еще до полудня приехал Воюн, и у Обещаны отлегло от сердца. А в сумерках появился наконец и Унерад. Приезжим он удивился, но не слишком – он хорошо помнил о посольстве Эльги к королю Оттону, об этом много говорили в ту зиму у Святослава. И вот посольство принесло плоды…

– Вручаю тебе Адальберта-бискупа и людей его, – объявил Етон, встретив Унерада сразу по приезде, посреди двора. – Я по своей земле их проводил с честью, доставил невредимыми, дальше твоя забота. Повезешь их в Киев – Святославу, матери его Эльге, жене его Горяне Олеговне, дружине и боярам – от меня поклон. А Люту Свенельдичу – сердечный поцелуй! – Он скривился, не удержавшись от издевки.

– Ты поедешь в Киев? – спросила Обещана, провожая мужа в избу, чтобы он мог сменить дорожную одежду.

И расстроилась – как долго отсюда ехать до Киева, она знала.

– Вот не было печали! – Унерад недовольно хмурился. – Самая жатва, а навязался этот бискуп на голову мою! Пусть бы Эльгины отроки сами за ним приезжали! Свенельдичи пусть его провожают, хоть на руках несут! Лют небось уже из Царьграда-то воротился.

– Да кабы ему весть послать!

– Да нет, не отвязаться, видно! – Унерад в досаде, смиряясь с неизбежным, махнул рукой. – Гонца посылать, да пока оттуда приедут – до Осенин, что ли, мне тут с ним «ладой ходить», с бискупом этим? Да шел бы он погибнуть! Ты здесь как поживала, куница моя? – Он обнял Обещану, заглядывая ей в лицо. – Здорова?

– Здорова, – она улыбнулась, прижимаясь к его груди, – скучала только…

Уже давно она и не замечала, что у ее мужа один глаз. Если смотрела со стороны здорового глаза, то не могла налюбоваться его чертами, румянцем, рыжими волосами, стоящими над высоким лбом, будто темное пламя. Не видела его три дня – а соскучилась, как за три месяца.

На другой день прощались с Етоном и Чудиславом. Старший плеснецкий жрец взялся провожать бискупа от Плеснеска, чтобы приглядеть, не будет ли какой порчи земле Бужанской от служителя чужой веры, а теперь передал эту обязанность Воюну. Два жреца разговаривали, стоя во дворе возле оседланных коней; Унерад был с ними, немцы своим кружком держались поодаль. Етон, будто осматривая лошадей, неприметно приблизился к Обещане. Она давно примечала, что князь плеснецкий хочет ей слово молвить, но все их встречи происходили у людей на глазах, а слово, как видно, было тайное.

– Как поедет боярин в Киев – увидит ведь там подругу твою, Малушу? – шепнул ей Етон. – Он ведь бискупа не к Святославу, а к матери его повезет, там же, где Малуша живет?

– Да, видать, к княгине.

– Поклон передашь ей?

– Поклон передам.

– От себя и от меня, ладно?

– От тебя? – Обещана удивилась. – Разве она тебя знает?

– Знает, не знает! Слышала, уж верно, я же сватался к ней летошний год. А ей приятно будет в неволе слово ласковое услышать. Или тебе ее не жаль, молодую?

– Жаль, да что поделать?

– Ты, я смотрю, мужа любишь…

Обещана опустила глаза: ей и самой было немного стыдно, что ее любовь так ясно написана на лице.

– Неужели подруге своей того же счастья не пожелаешь?

– Пожелать мне не жаль, да я не суденица, не Заря-Зареница, – она развела руками, – что от моего слова сделается?

– Как знать? – быстро зашептал Етон. – Проси мужа – пусть вызнает, как там Малуша, что о ней княгиня думает? Ты ведь подруга ее, почему бы тебе о ней не вызнавать? А что проведаешь важное – мне передашь. Я скоро сызнова приеду к вам, как в гощение пойду. Или человека верного пришлю. А без награды доброе дело не останется. – Етон улыбнулся Обещане и с намеком добавил: – У меня ведь тот перстень серебряный не последний был.

Но тут Унерад отошел от двоих жрецов, и Обещана отпрянула – почему-то испугалась, что муж застанет ее за этой беседой, будто Етон и правда вел с ней прельстительные речи…

Но и потом, стоя рядом с мужем на забороле возле речных ворот и глядя, как удаляются на запад десяток всадников, Обещана не могла взять в толк – чего Етон от нее хотел-то? Кому другой перстень сулил – ей? Или Малуше?

* * *

Адальберт приветствует возлюбленную сестру свою Бертруду

И дня не проходит, Бертль, дорогая моя голубка, чтобы у меня не нашлось новостей для тебя. Сегодняшнюю новость, благодаренье Богу, можно счесть хорошей. Мой новый проводник обещает довезти меня и моих добрых спутников до самого Киева, и мне больше не придется каждый день объяснять, кто я такой, куда и зачем еду и откуда знаю язык славян. Этого доброго человека, хоть он и язычник, зовут Перемал или Перемиль, я еще не расслышал как следует. Город его назывался Вельнец, но теперь он уже остался у нас за спиной. Мы едем по дороге, которую здесь называют Моравской – и в самом деле, по ней я еду от самой Моравии. Перемал по виду его даже рад, что ему досталось проводить меня – не то что предыдущий мой вожатый, который всю дорогу был очень хмур. Звали его Унни или Унрад, он совсем молод, но у него всего один глаз. Когда я заговорил с ним о Христе, он спросил, может ли крещение вернуть ему глаз. Я рассказал ему о том, как святой Ансгарий, прибыв в Данию, где правил тогда король Хорик, выстроил церковь в Хедебю и крестил множество язычников, причем многие, когда они были орошены водой крещения, исцелились от всех телесных недугов. Он спросил, выросли ли у кого-то конечности, которых не было. Этого я не смог ему подтвердить, но сказал, что самое главное – отвратить от грехов душу, которая будет жить вечно, а не дополнить потерянным органом тело, которое все равно неизбежно умрет. Ах, дорогая, как бы я хотел, подобно святому Римберту, иметь власть молитвой усмирять бурю на море, разрывать железные цепи или изгонять бесов из королевских сыновей! При помощи одного лишь чуда можно легко убедить в истинности Христовой веры тысячи язычников! Впрочем, чем тяжелее мой труд, тем слаще награда. И если при кончине моей я сумею предъявить хоть одну душу, спасенную из власти сатаны, Господь дарует вечный венец и мне.

Мой нынешний спутник намного приветливее. У него в столице хорошие связи в придворных кругах, как он меня уверяет. Его дочь замужем за тем самым человеком, который был в составе посольства к королю Оттону прошлой зимой. Поэтому он привезет меня прямо к нему, а тот, как сказал Перемал, сводный брат самого могущественного вельможи при дворе королевы Хелены. Так что я могу уже считать себя защищенным от дорожных превратностей. Говорят, что если Бог пошлет ясную погоду и дороги не развезет, то мы доедем до места дней за семь или десять.