– А сейчас я хочу прочитать вам одно лирическое стихотворение, не связанное с юбилеем города. Простите маленькую вольность. – И почти шепотом начала:

Костер вчерашний догорает.

Последним искрам краток счет.

А все, что сердце наполняет,

К тебе по-прежнему влечет.

Прости, огнем моих желаний

Ты был смущен и опален,

Но жизни новым испытаньем

От наважденья исцелен.

Прощай! Я верю, не напрасно

С собой вела я долгий спор.

Та искра, что в костре угасла, —

Мне дар сердечный и укор.

Воцарилась тишина. Потом раздались бурные аплодисменты. В сердцах слушателей нашли отклик и эти строки, и взволнованная интонация исполнительницы, скрывшая мелкие огрехи стиха. Придирчивые женские взгляды не оставили без внимания и безукоризненный вид поэтессы, и ее элегантный костюм, и прическу. А мужские глаза нацелились на четкую линию бедер, обтянутых лиловым трикотажем. Глеб ощутил чувство невосполнимой потери, смешанное с непреодолимым желанием приблизиться к Иветте, обнять ее, поздравить с успехом!

Выступление Иветты завершило концерт. Глеб быстро встал и направился к маленькому столику у входа, где продавались тоненькие брошюры – поэтические сборники выступавших поэтов. Тут же толпились и сами поэты: они охотно раздавали автографы. Основными покупателями были друзья и знакомые поэтов, но вокруг Иветты образовалась толпа почитательниц, вовсе не знакомых ей. Стихи, прочитанные этой одухотворенной женщиной, затронули больные струны ее сестер по несчастной любви. Глеб в ожидании, пока кольцо поклонников рассосется, купил новую книжку Иветты и бегло ее пролистал. Сколько боли в ее стихах, сколько неизбывной любви к нему! Щемящее чувство вины и растерянности охватило Глеба.

Чуть в стороне от Иветты беседовали Анна и Бузыкин. Каждый из собеседников старался выведать у другого нечто важное для себя. Бузыкин интересовался прошлыми отношениями Глеба и Иветты, Анна пыталась определить, насколько устойчив новый гражданский брак ее матери.

Наконец Глеб протянул Иветте книжечку:

– Можно и мне пару слов на память?

Руки, принявшие книжку, мелко затряслись. Иветта постаралась унять предательскую дрожь, но пальцы не слушались хозяйку. Она поставила лишь корявый росчерк:

– Остальное в стихах.

– Я как-нибудь заеду к тебе в бассейн, – вполголоса бросил Глеб, уже оттесняемый желающими получить памятную надпись.

Бузыкин наблюдал за неожиданным успехом Иветты с двойственным чувством. С одной стороны, он гордился, что эта женщина – а следовательно, и ее успех – принадлежит ему. Но с другой, все эти пожелания на книжках вызывали у него ревность, хотя он снисходительно относился к любви, переложенной на бумагу. Главное, чтобы никто не посягнул на саму Иветту! Бузыкин неторопливо достал очки из нагрудного кармана пиджака, водрузил на нос и попросил у Глеба его экземпляр. Увидев сиротливый росчерк рядом с заголовком, удовлетворенно произнес:

– Да-с, не слишком пространная надпись.

Анна, заглянувшая в книгу через плечо Бузыкина, тоже осталась довольна. Затем по-хозяйски взяла Глеба под руку и вывела из зала. Дождь недавно прекратился, из-за туч снова выглянуло солнце. Анна держалась с Глебом так, будто и не было между ними ссоры.

– Пойдем покатаемся в парке на лодках.

Глеб согласился и покататься, и посидеть в кафе на открытом воздухе, но мысли его были целиком заняты Иветтой. А потому он отказался от предложения Анны подвезти его, решительным шагом направился к метро. Анна нырнула в отдающую металлическим блеском машину и понеслась на бешеной скорости. Талона делала всегда, когда ее планы срывались.

* * *

Впечатления поэтического вечера постепенно блекли, но Глеб целую неделю пребывал в размышлениях: вернуться ли ему к Анне, добиваться ли расположения Иветты? Неожиданная встреча на Фонтанке с охранником Алексеем положила конец его колебаниям. Глеб шел к себе домой, а Алексей в противоположную сторону. Конечно, Лешак мог идти куда угодно, но пока направление его движения совпадало с дорогой к Анниному дому.

Они кивнули друг другу, и Глеб решил проверить догадку:

– Лешак, постой!

– Ну?

– Ты к Анне топаешь?

– Ну?

– Та-ак. Вы продолжаете встречаться?

– А ты думал!

– Она меня, между прочим, назад звала.

– Ну и что?

– Она тебя не любит.

– Знаю.

– Тебе это по фигу?

– А тебе по фигу, что она твоего зародыша загубила?

– Ты о чем? Что ты несешь?

– У тебя похороны были, помнишь? А она исчезла.

– Она работала над программой.

– Ха-ха. Скажи еще, пирожки стряпала. Я сам ее тогда провожал в клинику. Она знает, что на меня в любом деле положиться можно.

Глеб ошарашенно смотрел на соперника. Алексей невозмутимо курил, с тайным злорадством наблюдая за реакцией Глеба. Тот тоже закурил, пытаясь осмыслить услышанное:

– Зачем? Ведь ей уже двадцать восемь. Самое время рожать. И я бы против ребенка не возражал. Почему она мне ничего не сказала?

Глеб вдруг почувствовал странное чувство потери, будто этот младенец сейчас родился и внезапно умер. В браке с Иветтой Глеб убедил себя, что ребенок ему не нужен, что это обуза. Но оказывается, в нем жило тайное, глубоко запрятанное желание иметь свое продолжение. Аня, Анька, что ж ты наделала! Слова Алексея вернули его к действительности:

– У Анны другие планы. Осенью она собирается защищать диссертацию, ей светит должность доцента.

– А почему я должен верить, что это был мой ребенок?

– Во-первых, она сама сказала. Во-вторых, меня она к себе в обнаженном, так сказать, виде не допускала.

Глеб вспомнил сумасшедшую пляску на лестнице – вряд ли Анна тогда думала о предохранении…

– Значит, ты хочешь ее вернуть?

– А это уж не твое дело, – грубо обрезал Алексей. – Ты только кайф ломаешь нашей компании Вот Ромка был – другое дело…

– Роман? Участвовал в ваших вакханалиях?

– Не все же такие правильные комсомольцы, как ты.

– При чем здесь комсомольцы? Ты, поди, живого комсомольца не видел?

– Верно, для комсомольца ты староват будешь. В общем, отвали от Анны.

– Меня твои угрозы не испугают, только самому неохота мараться с вами. Передай Анне, чтобы больше меня не зазывала.

Глеб обогнул громоздкую, как комод, фигуру Алексея и продолжил путь к своему дому.

Алексей окончательно раскрыл Глебу глаза на Анну. Какое-то время после групповой интимной игры Глеб полагал, что Анна исправится, насытив женское любопытство. Он и сам по молодости много глупостей совершил – чего стоит история с наркотиками! Но легкомысленно загубленный Анной ребенок – это уже не игра, не шутки. Это – жизненная позиция. И позиция, в корне расходящаяся с мировоззрением Глеба: серьезными вещами Глеб не играл. Напрасно он не удержал Иветту, увлекшись Анной. Солидные мужчины ведут себя осмотрительнее. Для них семья – неприкосновенна.