Это был грув, под который мы путешествовали по югу. Только эта музыка играла у нас в автобусе. Если Полу и Стиву что-то не нравилось, то они должны были сказать об этом. Я бы все равно слушал эту музыку. Им нравился лишь гребаный Игги Поп и The Stooges, а также New York Dolls. Я слышал это все тысячу раз. Теперь Пол увлекается регги – пятнадцать лет спустя. Сиду нравились басовые партии в этой музыке. Играть регги ему было куда проще.

Ноэль Монк просто делал свою работу, когда речь шла о том, чтобы защищать группу. Ему приходилось постоянно бороться с невероятным бардаком. Он не понимал нас, а нам был непонятен американский подход.

Он был очень напряжен и постоянно думал, что нас убьют. Его работа в том и состояла, чтобы нас не убили. Он пытался менять маршруты, в основном по той причине, что за нами всюду следовала пресса, особенно британская.

Они разнюхивали все, что можно, чтобы раздуть скандал, а когда ничего не находили, придумывали сами. Это могло привести нас к тюрьме, а в тюрьму нам вовсе не хотелось. Мне совсем не хотелось оказаться в «Мистере Биг» в Техасе. Не в этом была идея моего рая. В общем, нам была нужна такая защита, как Ноэль.

БОБ ГРУЭН: Ноэль часто мог изменить ситуацию вокруг нас.

У нас был полный список тех мест, где автобус должен был остановиться и где у нас были забронированы комнаты. Однако Ноэль внезапно все менял, после чего отвозил нас в какие-то зачуханные мотели. Автобус он ставил позади мотеля, он постоянно нас прятал, никто не знал, где именно мы находились. Так он делал свою работу. Было скучно, потому что мы постоянно были одиноки.

Наш водитель вовсе не был в восторге от тех мест, через которые ему приходилось проезжать. Он часто отказывался: «Я совсем не хочу тащить свою задницу туда!»

Сид думал, что это очень смешно. Он постоянно предлагал свою кандидатуру, чтобы посидеть рядом с водителем. Сид понятия не имел о расизме, который творился на юге. Он видел фильмы Джона Вэйна, и ему этого было достаточно. Я не думаю, что Сид хотя бы раз в своей жизни сталкивался с ненавистью, а даже если и сталкивался, то не обращал на это внимания. У него были весьма смутные представления об окружающем мире. Он судил по отдельным личностям и воспринимал их исключительно вне группы. Он никогда не посещал массовые мероприятия и футбольные матчи. У него даже не было элементарного уличного образования, при котором тебе рассказывают, как сделать так, чтобы тебе не прилетело по голове.

БОБ ГРУЭН: Джонни был более серьезен, тогда как Сид не имел ни малейшего понятия ни о чем. У него в жизни все происходило слишком быстро. Он не знал, чем ему заниматься, кроме как кайфовать с Нэнси. Она была единственным настоящим чувством в его жизни, но она тогда находилась в Англии. Они разговаривали по телефону крайне редко. Большую часть тура Сид проводил под наркотой, заболевал на несколько дней, а потом выпивал шнапс с перечной мятой, который наливал в коробку из-под конфет. Отвратительно. Можно было как-то смешивать напитки, но Сид без конца пил вонючий, сладкий ликер из бутылки.

ДЖОН ЛАЙДОН:Сид был наивен, но остроумен. Отличный парень, но наркотики превратили его в очень неприятного персонажа. Но балаболить о его похмельях смысла нет. Любая зависимость – это самоистязание и медленное самоубийство.

До наркотиков Сид был замечательным парнем. Он мог выбесить и довести до ручки кого угодно. Он хорошо умел взаимодействовать с людьми. Он знал их слабости. Стив Джонс тоже может быть таким. Если Стив заведется, он легко может кого-нибудь убить. В этом смысле Pistols были абсолютно прямолинейной группой. Сарказм получался у нас очень хорошо. Думаю, что это качество говорит само за себя. Пол обычно оставался тихим и не понимал, какое удовольствие мы получали от того, чтобы цеплять людей. В культуре чернокожих в Америке до сих пор распространены саркастические подколы, и кто лучше всех выдаст саркастическую строчку, тот и победитель.

Та же игра продолжалась в кругу Sex Pistols. Иногда до нашего отбытия в Америку это переходило все мыслимые границы. Отсутствие концертов в Англии сделало свое дело. Все закончилось капитальным развалом группы. Мы пали духом, потому что единственное, что мы хорошо делали в этой жизни, – это выступали на сцене. Это вопрос единства, а если вы заберете это у группы, участники начнут отделяться друг от друга, станут подозрительными, грубыми, агрессивными. Потому что ничего другого им больше не остается. Наше сознание блуждало, потому что нам нечем было заняться.

Мы едва ли могли спокойно выйти на улицу и как-то пообщаться с людьми, потому что враждебность британцев по отношению к нам просто зашкаливала. Все стало невыносимым.

Как можно запереть четырех человек в одной комнате и ожидать, что они ничего не сделают?

Что еще им остается, кроме как превратиться в дерьмо? Хороший менеджер придумал бы нам занятие, подтолкнул бы нас к записи альбома либо отпустил в творческий отпуск. Малкольм же никогда не говорил нам, что он делает, поэтому мы постоянно ощущали, как нами манипулируют, и нас это откровенно задолбало. Какой смысл репетировать, если у тебя нет никаких планов и долгосрочных перспектив?

Ни у меня, ни у Сида не было шанса пообщаться с Малкольмом в дороге. Он не видел меня, а я не видел его. У Пола и Стива ситуация была другая. И это раздражало как меня, так и Сида. Мы чувствовали себя отчужденными, и я не видел, как именно и почему

Малкольм допустил подобную ситуацию. Он просто забрал Стива и Пола в Рио. Это был неверный шаг, но ни у кого не хватило ума как-то этому воспрепятствовать.

СТИВ ДЖОНС: Джон был более обеспокоен, потому что он не доверял Макларену. Я ему не возражал. Мне вообще было по барабану. Все, что я получал в тот момент, было много лучше того, что у меня было до этого. Я не задавал вопросов даже тогда, когда чувствовал, что нас обманывали. Настоящий музыкант всегда в таком положении, что его мозг просто не подключается. Это происходило многие годы с Литтл Ричардом и прочими парнями из пятидесятых. Как и большинство музыкантов, они молча ставили свою подпись на той бумажке, которую им совали. Я не думаю, что рок-н-ролльщики что-то понимают в бизнесе.

ДЖОН ЛАЙДОН: На первых этапах нашего американского тура люди из Warner Brothers пришли на наш концерт, и я четко помню, как один из них сказал: «Ничего особенного в вас нет. Вы всего лишь подражаете Роду Стюарту!» Тогда-то Малкольм и начал считать, что мы – Род Стюарт. Он говорил мне, что у меня такая же прическа, как у него. У меня не укладывается в голове, как именно и почему он так решил. Если люди хотят быть мерзкими, то они видят только то, что хотят видеть.

Если бы хоть один раз он сел и обсудил с нами все, что происходило, все могло бы проясниться. Если уж мы должны были разойтись по разным дорогам, то нужно было сделать это как положено, а не ставить нас в такое положение, при котором мы друг друга ненавидели. С его стороны было слишком трусливо убежать, когда все накалилось до предела. Я не понимаю этого и по сей день. Может быть, он просто не мог нам возражать. Он мог сказать это Полу и Стиву. Пока Сид был под наркотой, он плыл по течению. Сид тогда чертовски ненавидел Малкольма. Он хотел просто его прикончить.