– Нам?.. – брови у Эрвина поползли вверх.

Он совсем не читал газет, ни с кем не общался и упускал все новости, если их не рассказывала ему Тиана. Эту новость горничная не рассказывала. О словах Ирмтона Пини он помнил смутно.

– Нас пятеро, и… – Эванжелина вспомнила: она должна была дать им знак, что все в порядке. – И они здесь. Пап, ты можешь нам помочь? – выпалила Эванжелина и ринулась к окну.

Как можно быстрее она раздвинула огромные тяжелые шторы и начала открывать окно.

Отец перехватил ее руку и оттащил от окна, смотря на нее напуганным, обезумевшим взглядом.

– Ты что! Они же следят за домом. Он приходил сюда. Он тебя ищет, ищет вас всех! Здесь опасно! Тебе нельзя… – Эрвин вдруг запнулся.

Встреча с владельцем арены всплыла в памяти. Ирмтон Пини говорил, что не будет выставлять солдат вокруг его дома, но только идиот мог поверить в эти обещания. Эрвин Фрейр идиотом не был.

Но осознание, что в его дом может ворваться вооруженная гвардия в любой момент, нахлынуло на него, только когда дочь попросила о помощи. Он набрал в легкие побольше воздуха, хотел все объяснить, но слова камнем застряли в горле.

– Там никого нет, пап, – прошептала Эванжелина. – Мы проверили эту улицу и пару соседних…

– Нет-нет-нет, ты не понимаешь! – Эрвин поперхнулся, откашлялся и, собравшись с мыслями, хотел рассказать ей о приходе Ирмтона Пини.

Снизу послышался грохот. Эванжелина и Эрвин резко обернулись на шум и как по команде побежали к лестнице.

Им навстречу выскочила перепуганная Тиана.

– Господин, это они! – крикнула горничная.

Все трое остановились посередине лестницы.

– Эва! – взбешенный голос Эверлинга громом прокатился по дому.

Эванжелина облегченно выдохнула. Тиана вскрикнула и вжалась в стену. Эрвин потер ладонью вспотевший лоб.

Позади Эверлинга стоял Герсий. По его выражению лица Эванжелине подумалось, что он очень старался остановить Эверлинга, забыв, что его остановить невозможно. Если Эверлинг чего-то хотел, он не спрашивал разрешения. Так было на арене, что уж говорить о свободе. Эванжелине захотелось смеяться, довольно, громко и в голос. Все напряжение в ней, достигнув своего пика, вырвалось наружу смехом. Она расхохоталась.

На пороге топтались Джейлей и Джодера, сосредоточенно рассматривавшие прихожую, но, едва услышали смех Эванжелины, вздрогнули, быстро зашли внутрь, и Джодера закрыла дверь. Эверлинг медленно поднял руку, направил ее на Эрвина, но ничего не предпринял. Герсий обошел Эверлинга и аккуратным движением заставил его опустить руку.

– Что происходит? – испуганно спросил Эрвин.

– С тобой все в порядке? – рявкнул Эверлинг.

– Извини, мы не рискнули вставать у него на пути, – беззаботно воскликнул Джейлей.

Джодера закивала, а потом робко прошла к незаметной двери, ведущей в кухню, и заглянула внутрь. Их семья когда-то жила в похожем доме, может, немногим больше. Дом номер тридцать четыре навевал приятные воспоминания: они с Джейлеем любили спускаться в похожую кухоньку и выпрашивать свежеиспеченный хлеб, а иногда кексы и пирожные, приготовленные кухаркой.

Она невольно улыбнулась и жестом подозвала брата. Джейлей, оглянувшись на Эрвина и Тиану, подошел к сестре.

– Да, все в порядке, – растерянно ответила Эванжелина, отсмеявшись. – Вам не стоило так врываться, – добавила она чуть тише и оглянулась на отца.

Эрвин Фрейр побледнел так сильно, что Эванжелина решила: отец вот-вот упадет в обморок. Но он только сильно сжал перила лестницы.

– Моя дочь права. Вам не стоило так врываться, – голос Эрвина прозвучал на удивление твердо, и перед Эванжелиной вдруг появился ее отец, каким она его помнила. – Вам вообще не стоило здесь появляться, уважаемые.

Он выпрямился, гордо вскинул голову, глаза вдруг засветились знакомой Эванжелине с детства добротой. Эрвин Фрейр взял себя в руки. Седина никуда не пропала, поблекшие глаза не стали снова яркими, но расправленные плечи внушали уважение.

– Поздно, – отстраненно сказал Эверлинг.

Эверлинг остановился на пороге детской спальни. Комнатка была выполнена в пастельных тонах. Бежевые стены, голубые шторы. Стол из светлого дерева оказался для него слишком низким и оттого выглядел нелепым. Кровать, на которую он не смог бы лечь в полный рост, вызывала улыбку. Детей в доме не было, и детская спальня выглядела чужой по сравнению с темными, величественными комнатами во всем остальном доме.

Чья она была, Эверлинг не понимал. Он рассматривал корешки книг в шкафу, сделанном из того же дерева, что и стол. Названия сказок ему ни о чем не говорили, он никогда их не читал. В детском доме чванливые учительницы обучали грамоте всех, вот только любовь к учебе вызвать не смогли. Постоянные крики и унижения не способствовали ни хорошей учебе, ни взаимоуважению, ни пониманию между детьми и учителями.

Первая попавшаяся книга оказалась историей о девочке, оказавшейся в неведомом, сказочном мире. На обложке он заметил пьющих чай мышей, зайца с часами и странного молодого человека с огромной шляпой. Эверлинг открыл книгу и начал листать, наткнулся на иллюстрацию, на которой девочка с блондинистыми волосами стояла напротив дерева, где на ветке лежал огромный улыбающийся кот. Картинка вызывала у Эверлинга странные чувства: понимая, что это детская сказка, он почему-то злился и хотел вырвать страницу, скомкать ее и выбросить.

Он вспомнил, как однажды учительница влепила ему пощечину, когда на уроке маленький Эверлинг сказал, что считает систему несправедливой и абсурдной. После уроков она высекла его, заявив, что он не имеет права так думать.

– Линг?

Эверлинг быстро захлопнул книгу и обернулся. На пороге стояла Эванжелина, немного удивленная и взлохмаченная. С момента, как они ворвались в дом ее отца, прошло уже около часа, все успокоились, но напряжение витало в воздухе напоминанием, что им нельзя долго оставаться в доме мистера Фрейра.

– Чья это комната? – не подумав, ляпнул Эверлинг то, что крутилось на языке.

Эванжелина словно оцепенела, но быстро пришла в себя, зашла внутрь и тихо закрыла за собой дверь.

– Это комната – точная копия моей детской из нашего дома, когда мы жили все вместе… Эти книги – мои. И вон та игрушка на кровати, видишь?

Эверлинг только сейчас заметил огромную плюшевую птицу. Она чем-то напоминала ту, которую он ей подарил. Эверлинг улыбнулся. От глаз Эванжелины не укрылась доброта в его улыбке, впервые проявившаяся за долгое время. Она верила, что в нем доброты намного больше, чем он показывал, и потому эти секунды оказались для нее бесценными. Она плавно подошла к кровати, и Эверлинг подметил, что Эванжелина идеально вписывается в антураж не только этой спальни, но и всего дома. Это было ее место: среди аристократов,