– Оставьте нас, – хмуро бросил Овдеев и пристально посмотрел на гостя. – Чего пришел?

– Поговорить.

– Хм… Признаться, я тоже хотел сегодня тебя навестить, больно уж ты прыткий молодой человек! Слишком прыткий… Я ведь приехал еще вчера… Не заходил ни домой, ни в приказ… Ну? – Овдеев сверкнул глазами. – Говори, коль пришел! Только не думай, что тебе хоть что-то поможет.

– Давайте так, господин Ошкуй, – улыбнулся Иван. – Я начну рассказывать, а что мне будет непонятно, спрошу. Хорошо?

Овдеев кивнул:

– Только прошу побыстрее.

– Итак, – начал Иван. – Как я вышел на ваш след…

– Да, интересно…

– Как ни странно – через гребень. Тот самый, что вы подобрали, убив несчастного Федотку… Парнишка-то чем вам помешал? Неужто посчитали за соперника?

Овдеев цинично кивнул:

– Щенок вполне мог занять то место, на которое нацелился я.

– Поэтому вы убили еще и сына боярина Ивана Крымчатого, племянника воеводы Федора Хвалынца, Ртищева, наконец!

– Ртищев был обречен, – хмуро согласился Ошкуй. – И не только тем, что занимал мое место. Он, сволочь, слишком много узнал. Даже напросился ко мне в гости – сидел вот в этом самом кресле… болтал, так, ни о чем… Но я догадался, почувствовал – подозревает!

– И слуга Телеша Сучков подсыпал ему яд, – продолжил Иван.

Овдеев ухмыльнулся:

– Догадливый. Телеша, видишь ли, содомит. Я то узнал, присматриваясь к Ртищеву… на том и сыграл. А он, дурачок Телеша, захотел много денег… дурачок…

– Как же ему их не захотеть? Убить трех человек, устроить пожар, – на одно лампадное масло, небось, ушла немалая сумма. Заработал парень, что и сказать. А вы, значит, не захотели платить? Ай-ай-ай…

– А вот тут ты не прав, друг мой! – неожиданно расхохотался Ошкуй. – Телешу убил не я, а ты и твои люди. Вы ведь его отыскали? И что я должен был делать? Телеша – опасный свидетель. Честно говоря, не ожидал, что Галдяй Сукин вообще до него доберется. Не ожидал!

– Нехорошо недооценивать людей.

– Как и переоценивать.

– Да уж, – согласно кивнул Иван. – Ефим Куракин – он тоже вам мешал?

– Да! Мог занять место… Потомок знатного рода.

– И князь Михаил Скопин-Шуйский? Вы ведь даже меня нацеливали на него! А потом он вдруг неожиданно стал мечником – и надобность в его убийстве отпала. Теперь он вам не мешает… Постойте-ка! – Юноша закусил губу. – Это что же, значит…

– Вот именно! – глухо расхохотался Овдеев. – Совсем скоро я получу думный чин! Не от этого царя, так от следующего…

– Что?!

– И стану во главе всего Земского двора, а это власть, почет, сила! И заметь – всего я добился сам. Сам! Я ведь из худородных, как, впрочем, и ты… Отец мой, обедневший дворянин, запродал меня в холопы… О! Как надо мной издевались! Били каждый день, однажды чуть было не сожгли… впрочем, не буду рассказывать.

Глаза Овдеева вдруг засверкали, голос зазвучал громко и страстно, чувствовалось, что ему давно уже хотелось выговориться, быть может, даже подсознательно оправдать себя. Наверное, эти слова он не один раз уже мысленно повторял сам себе, и вот сейчас явно был рад неожиданно представившейся возможности… на что и рассчитывал Иван.

– Я был умен с детства, – хищно раздувая ноздри, продолжал Овдеев. – Быть может, будь я глуп, меня бы не задевало ни чванство, ни грубость, ни непроходимая тупость сильных мира сего. Сам посуди, я достиг известных чинов благодаря лишь собственному уму, силе, способностям, добирался к власти трудно и долго, да что там говорить – положив на это целую жизнь! А какой-то глупый недоросль получает все на блюдечке! Просто так! Потому что он – из знатного и древнего рода. Может быть – тупого, злобного, выродившегося, но древнего. Все должности заполонили эти тупые ублюдки! Справедливо? Нет. И я решил… в детстве еще решил: если представится случай, восстановить попранную справедливость. Не только для себя восстановить, но и для таких, как ты, Иван, для таких, как люди из твоего «отряда». Жаль, что ты слишком поздно это понял. А мы ведь могли быть вместе!

– Как с Ондрюшкой Хватом? – скривил губы Иван.

Овдеев кивнул:

– А, ты и это знаешь.

– Догадаться несложно. В приказе явно был соглядатай, – слишком уж многое утекало. Оставалось лишь вычислить – кто.

– Умен, умен, – покачал головой Ошкуй. – Честно говоря, жаль, что ты не со мной. Жаль. И даже сейчас ничего не просишь.

– Ты все равно не поверишь… – Иван отбросил в сторону холодную вежливость.

– Верно. По сути, ты уже мертвец. Хочешь еще что-то спросить?

– Не спросить, – Иван улыбнулся. – Сказать.

– Ну, говори, говори…

Пленник прищурил глаза и заговорил негромко, чуть слышно, постепенно повышая голос:

– Ты говорил о местничестве. Все правильно говорил, хорошо… Конечно, несправедливо, чтобы какой-то дундук занимал важную должность лишь по праву рождения. Это вызывает недовольство и зависть. Да-да, именно зависть. И не простую, а смешанную с той дикой злобой, что всегда ходит рука об руку с завистью. Это как раз твой случай, Овдеев! Ты ведь не просто убивал людей – ты делал это жестоко, наслаждаясь страданиями! Вскрывал грудные клетки, вырывал внутренности, срезал жир. И чем дальше, тем больше тебе это нравилось. Да и приятно было, и совесть оставалась спокойной, – всегда хорошо чувствовать себя защитником справедливости. Только нельзя защищать справедливость кровью, смертью и людской болью! Зачем ты их мучил, Овдеев?

– Хотел вызвать ужас… И вызвал! – Ошкуй гулко захохотал, показав желтые, похожие на медвежьи клыки, зубы.

– К тому же – колдуньи и ворожеи неплохо платят за людской жир и внутренности, – негромко заметил Иван. – Постепенно ты привык убивать, Овдеев! Тебе стали доставлять наслаждение чужие муки – вот почему ты убил и утопил в ручье несчастных детей – Антипа и Кольку, вот почему хотел расправиться с Архипкой, вот почему…

– Они меня видели! – визгливо перебил Овдеев. – Могли узнать!

– Ловко ты нас провел тогда с выстрелом, помнишь? Ловко… А сын купца Евстигнеева? Он-то тебе чем помешал? Просто, как Архипка, попался на глаза в нужных условиях? И ты не смог устоять… да и хотел ли?

– Заткнись! – подскочив, Ошкуй закатил пленнику звонкую оплеуху.

Иван дернулся, сплевывая на пол кровь.

– Ишь, разговорился, – с ненавистью бросил Овдеев. – Ты знаешь, что будешь умирать долго?

Пленник молчал.

– И не только ты, но и твоя супруга… Мой человек давно затаился в амбаре на твоей усадьбе.

– Ондрюшка Хват? – Иван усмехнулся.

Ошкуй кивнул:

– Он. Впрочем, тебе от этого знания никакой пользы… Сейчас я займусь тобой… сейчас, сейчас…