Они вышли на улицу, прилегавшую к площадке, и как раз у тротуара стоял свободный экипаж, в который Уинхилд и усадил Эни, сунув вознице несколько монет. Перед тем как экипаж тронулся, маркиз взял ее за руки, пристально посмотрел в глаза.

— Только до утра, звездочка моя, подожди до утра, — тихо произнес он, еще раз прижался к ее губам в кратком поцелуе и отступил, когда экипаж тронулся.

Эни не сводила с него взгляда, пока не завернула за угол. Потом, откинувшись на спинку сиденья, она постаралась унять колотящееся сердце и выровнять дыхание. В конце концов, ну что ей сделают?! Выругают? Так она не виновата в том, что… Уинхилд влюбился и решил до конца бороться за свое счастье. Которое оказалось теперь и ее счастьем тоже, и уж мама должна помочь, недаром же она спрашивала перед помолвкой, уверена ли Эона в своем решении. Папа может ворчать дольше, но он ее слишком любит, чтобы принуждать к нежеланному браку. В конце концов, они с маркизом де Мерисом, отцом Экара, друзья, и ссориться из-за неудавшейся свадьбы детей, тем более если это скорее мечта родителей, было бы глупо. Так, успокаивая себя, Эни ехала по улицам Ахарры, освещенным фонарями, и чем ближе к дому, тем дальше отступало волнение. Да, Уин прав, будущий герцог Рубин для скромной дочери барона составляет партию выгоднее, чем всего лишь глава рода Сердоликов. Уж если отцу безразличны ее чувства, то положение нового жениха должно примирить его с возможной обидой давнего друга. Эона надеялась, что отцовская любовь окажется крепче давней дружбы. Ведь семья — это семья…

— Приехали, миледи. — Голос возницы вырвал леди Аметист из раздумий.

Она встрепенулась, поблагодарила и вышла у знакомого крыльца, окинув взглядом особняк. Светилось всего несколько окон, видимо, родители еще не легли. Эона проглотила ком в горле, поднялась по ступенькам и решительно стукнула молоточком в дверь. Она открылась не сразу, и, судя по сонному лицу камердинера и накинутому, но не застегнутому халату, слуга уже собирался спать.

— Прости, что разбудила. — Эни немного виновато улыбнулась и шагнула через порог. — Я не могла раньше вернуться.

Они с Уином решили, что безопаснее вернуться именно вечером, когда возможность столкнуться с кем-нибудь знакомым самая маленькая. И сначала Эни сама поговорит с родителями, подготовит их, а потом уже появится Уин. Камердинер, увидев, кто перед ним, неверяще распахнул глаза, неприлично широко открыл рот и временно лишился дара речи. Эона прикрыла дверь и как ни в чем не бывало направилась к широкой лестнице, застеленной темно-фиолетовой ковровой дорожкой.

— Родители у себя? — спросила она, через плечо глянув на камердинера, так и стоявшего с открытым ртом.

— А… Д-да, миледи, — пробормотал он.

— Спасибо. — Эни кивнула и начала подниматься по ступенькам.

На втором этаже царила тишина, лампы горели через одну, погружая коридор в уютный полумрак. Комнаты Эоны находились в левом крыле, а родительские — в правом. Она шла, вдыхая знакомые запахи дерева и воска, и волнение с каждым шагом усиливалось. Как встретят родители? Что ей скажут? Что она им скажет? Уин попросил до его прихода не говорить ничего о том, у кого же Эни была все эти две недели, кто стал ее первым мужчиной. Сказал, не хочет, чтобы его поведение неправильно истолковали. Вот придет утром, сделает предложение официально, тогда, может, и стоит признаться. Эона склонялась к тому, чтобы вообще признаться только после свадьбы. Папе уж точно. Мама, скорее всего, поймет…

Эни остановилась перед дверью родительских покоев, из узкой щели под дверью выбивался уютный желтый свет. Она сделала несколько глубоких вдохов, сжала пальцы и уняла мелкую дрожь. «Все хорошо будет, — шепнула ободряюще Сумеречная. — Вали на меня, Эни, не волнуйся».

— Спасибо, — едва слышно пробормотала леди Аметист и взялась за ручку двери.

Конечно, сначала она постучала, с трепетом прислушиваясь к тишине по ту сторону двери. Услышав немного удивленный, но такой родной мамин голос, Эни почувствовала ком в горле, с трудом сглотнула и распахнула дверь.

— Привет, мам. — Она храбро улыбнулась, посмотрев на баронессу де Гиларо, сидевшую в кресле с книгой.

Леди вздрогнула, вскинула голову, и ее зрачки резко расширились, а книга выпала из рук.

— Эни… — непослушными губами прошептала женщина, медленно поднялась из кресла, да так и застыла, вцепившись в подлокотник и не сводя с дочери напряженного взгляда.

Эона не выдержала. Глаза защипало, она сдавленно всхлипнула и бросилась к матери, обняв за шею и уткнувшись ей в грудь. Только сейчас девушка почувствовала, как соскучилась за эти недели. Нарина де Гиларо тихо охнула и сжала дочь в объятиях, покачивая.

— Мам… Мама, прости… — пробормотала Эни, на нее разом навалилось чувство вины и стыд. — Я все объясню…

— Девочка моя, — пробормотала баронесса, сморгнув слезинку с ресниц. — Ты жива, это главное, остальное не важно. Ты в порядке, милая? — Она отстранила Эону и внимательно всмотрелась в ее лицо.

Леди Аметист смешалась, покраснела и отвела глаза.

— Д-да, — шмыгнув носом, ответила она. — Со мной все хорошо.

— Отец в библиотеке, пойдем. — Нарина приобняла Эону и настойчиво потянула к двери. — Он переживал и волновался не меньше меня.

Как бы Эни ни хотелось оттянуть встречу с отцом, пришлось пойти за матерью. До лестницы они шли молча, и девушка чувствовала себя с каждой минутой все неуютнее.

— Мам, а… Экар сильно расстроился? — осторожно спросила все-таки Эни, когда они начали спускаться по лестнице.

Баронесса покосилась на нее со странным выражением.

— Конечно, он был недоволен тем, что случилось, как и его родители, — задумчиво ответила леди и вдруг без всякого перехода спросила: — Эни, почему ты не сказала, что не хочешь за него замуж? — Нарина остановилась посередине лестницы и повернулась к дочери. — Зачем было доводить до свадьбы?

В голосе мамы звучала только грусть, никакого недовольства или раздражения. Эоне стало еще совестнее, что не доверилась самому родному человеку и проявила упрямство.

— Мам, мне казалось, я хочу, — призналась леди Аметист, опустив голову. — Да и ведь давно все было задумано…

— Милая, я не спрашиваю, кто он, — мягко перебила ее Нарина, чем еще больше вогнала дочь в краску. — Тот, кто забрал тебя с этой свадьбы и с кем ты пробыла все это время, но я очень ему благодарна за это. И не пытайся убедить меня, что ты сама сбежала, — неожиданно усмехнулась баронесса, чем заслужила изумленный взгляд Эоны.

— Мама!.. — ахнула она, не готовая к тому, что мать так быстро обо всем догадается.

— Утром обо всем поговорим. — Нарина обняла ее за плечи и продолжила спускаться.

Эни ощутила облегчение, что не придется особо врать маме, и прислонилась к ней, проглотив ком в горле. Ну вот, и бояться не стоило.

— А… папа сильно злился? — тихо спросила она.