«У меня всё кипит от гнева, когда кто-либо пытается объяснить такие акты (как нападение на Пентагон), не то что оправдать».

Я, правда, не знаком с рабби Бейфилдом, но готов побиться об заклад: стоит упомянуть при нём Дейр Яссин или геноцид в Ираке, как у него всё закипит от гнева: да как вы можете сравнивать! Эти убийства он сочтёт оправданными, не только объяснимыми. Но страдания евреев нельзя понять и объяснить, разве что магическими средствами.

Куин, как и другие неоиудейские апологеты, отрицает то, что нельзя отрицать. Америка не «контролирует мировые финансы» — её только обвиняют в этом. Видимо, Соединённые Штаты только «обвиняют» в том, что эта страна занимает большую часть Североамериканского континента. Согласно Куину, США живёт в лачуге в маленьком еврейском местечке. Не знаю, кто Куин по крови, но никто не может быть более еврейским, чем он.

Для Куина каждый противник еврейского превосходства или Американского господства — это новый Гитлер, который хочет убить всех евреев/американцев. Насер был Гитлером, когда национализировал Суэц. Арафат был Гитлером, а Бейрут — его бункером. Советская Россия стала двойником нацистской Германии, как только разбила Гитлера. Осама бин Ладен и «десятки миллионов жителей Ближнего Востока» стали новым Гитлером, а значит, с этими «десятками миллионов» мусульман нужно обойтись, как с Гитлером и его «десятками миллионов» немцев.

Иудеоамериканский дискурс получил технику демонизации в наследство от своего еврейского пращура. Привнесение ярости, ненависти и мстительности в спор — традиционное еврейское идеологическое оружие и очень могущественное. Его не используют внутри общины, но лишь вовне её. Демонизация и ярость способствуют необъективному дискурсу и подрывают общество. Рабби Шмуэль Ботеях — бывший глава «Хабада» в Оксфордском университете — даёт хороший образец этого еврейского приёма в статье с подходящим названием «Время Ненавидеть»[88]:

Как ответить трусливым гадам, которые совершили своё подлое нападение на Америку? Надо ненавидеть их всеми фибрами души, надо очистить себя от последнего остатка сострадания и желания понять их мотивы. Ненависть — это ценная эмоция. Христианство призывает подставить вторую щеку нападающему и возлюбить злодея, но иудаизм требует от нас ненавидеть злодея и сопротивляться ему любой ценой. Для нас проявление сострадания к грешникам во имя веры не только гнусно: это насмешка над Богом, который милосерден, но требует справедливости для невинного. Единственный возможный ответ Гитлеру — яростная ненависть и полное презрение. Единственный способ ответить на неисправимое зло — это непрерывная война до самого конца, пока оно не сгинет с лица земли.

Я утверждаю: любая культура, которая не ненавидит Гитлера — это общество, не знающее сострадания. Проявить милость к убийце значит снова напасть на жертву. Поэтому в интересах справедливости нужно ненавидеть злодея всеми фибрами наших душ и надеяться, что злодей не обретёт покой ни в этом мире, ни в следующем.

В идеологической борьбе есть мощное оружие массового поражения: демонизация оппонента. Теологически это называется манихейской ересью. Нет ничего лучше, если вы собираетесь разрушить общество. Нельзя делить людей на Сынов Света и Сынов Тьмы.

Евреи обычно довольно толерантны к идеям, возникшим внутри общины. Основатель сионизма Теодор Герцль не был набожным, и религиозные евреи его крайне не любили. И всё же, когда раввина попросили сказать доброе слово о Герцле, он нашёл, что сказать: Теодор Герцль никогда не болтал о мирском в синагоге, не входил в туалет, нося филактерии, не изучал Талмуд в ночь на Рождество. На самом деле Герцль вообще не бывал в синагоге, ни разу не одевал филактерии и не изучал Талмуд. Подобным же образом евреи относились к коммунисту Троцкому и к стороннику нацистов Яиру Штерну, потому что они знали — в каждой идее есть и положительный элемент. Так, в наши дни лидер левой оппозиции в израильском парламенте Носи Сарид был личным другом убитого иудеонацистского министра Зееви и даже трогательно оплакал его.

Но внешнему миру евреи обычно предлагали идею навеки благословенных против навеки проклятых, яростный гнев, месть и кипение. Для того, чтобы восстановить душевное равновесие мира, нужно универсализировать внутреннюю еврейскую терпимость и отвергнуть внешнюю еврейскую нетерпимость.

Иудеоамериканская мысль продолжает производить нетерпимость для внешнего пользования. Рональд Рейган назвал Россию Империей Зла, Буш назвал Саддама Хусейна Гитлером, а Барбара Амиэль, супруга газетного магната Конрада Блэка заметила, что её враги считают Империей Зла Израиль и евреев.

Ошибаетесь, мадам Амиэль. Империй Зла не бывает — бывают только одержимые.

Советская Россия не была Империей Зла, и коммунизм нашёл своё выражение не только в Сталине и ГУЛАГе. Шолохов, Блок, Пастернак, Есенин, Маяковский и Дейнека приняли революцию и выразили её идеи в искусстве. Советская Россия была страной великого и частично удавшегося эксперимента по взращиванию духа братства и равенства среди людей, страной смелой попытки победить дух наживы. Коммунисты и их сторонники старались освободить труд, построить Царство Небесное на земле, ликвидировать бедность и освободить человеческий дух. Коммунизм подарил Европе её социал-демократию.

Германия не была Империей Зла, и не в Гитлере и Освенциме нашёл своё воплощение дух органического традиционализма. Традиционалисты старались укрепить альтернативную парадигму Вагнера, Ницше и Гегеля, вернуться к корням и традициям народа. Не случайно лучшие писатели и мыслители Европы от Кнута Гамсуна до Луи Фердинанда Селина, от Эзры Паунда до Уильяма Батлера Иейтса и Мартина Хайдеггера видели позитивный элемент в органическом традиционализме. Если бы Россию и Германию не демонизировали, возможно, они и не дошли бы до таких крайностей.

Надо восстановить равновесие человеческого духа и дискурса, утраченное после Второй мировой войны в результате слишком быстрой и полной победы буржуазной иудеоамериканской идеи. Осуждая эксцессы и военные преступления, мы должны вернуть царство духа, мир Маяковского и Паунда. Злодеев нет, мы все созданы по образу и подобию Божиему, и необходимо всё разнообразие идей, чтобы порождать новую мысль.

В Германии, где идея традиционализма была разгромлена слишком бесповоротно, победила логика абсурда: «Если Гитлер любил неоклассицизм, значит, любой классицизм — это нацизм. Если Гитлер хотел укрепить немецкую семью, значит, традиционная семья и её защитники — нацисты. Если Гитлер говорил о «народе» и «нации», значит, любое упоминание народа и национальности есть нацизм»[89]. В немецкие консерватории не принимали студентов, сочинявших мелодичную музыку, потому что подозревали в «народности». В области архитектуры действовала та же логика — раз национал-социалисты отвергали идеи Ле Корбюзье, значит им нужно следовать.

Перебор чувствуется и в кино. Немцы сделали три анти-еврейских фильма, но за последние годы было сделано 500 антинацистских фильмов. Земля дрогнула, когда немецкий историк Эрнст Нольте сказал: «Надо отказаться от той мысли, что противоположность национал-социализма всегда хороша».