В этом Лондоне не было призрак-ламп. Ни одной. Так же как не существовало здесь ни железных оград, ни машин – ничего, что сделано из металла. И проточной воды не было – канавки, желоба, водостоки сохранились, но стояли пересохшими, пустыми. Исчезли таблички с названиями улиц и номерами домов, стали размытыми, нечитаемыми, стертыми вывески магазинов. Дорога, по которой мы шли, была хорошо нам знакома, но холод, тишина и отсутствие какого-либо движения делали ее чужой и даже враждебной. Во время своего первого визита на Другую Сторону я оказалась на открытой сельской местности. Здесь, в центре Лондона, мертвая тишина казалась еще более гнетущей, чем в лесу или поле. Фасады домов стали здесь похожи на отвесные скалы, а улицы превратились в темный лабиринт каньонов и ущелий.

Проходя сквозь устье одного из таких каньонов, мы увидели в отдалении фигуру мужчины в широкополой шляпе. Он медленно, прихрамывая, двигался нам навстречу. Мы прибавили шагу, проскочили вперед и перелезли через груду мусора, оставшегося от частично обрушившегося здания и перегородившего улицу. Перед нами открылся перекресток, и Локвуд резко свернул в сторону, уводя нас с главной улицы.

– Что ты делаешь?! – прошипел Киппс. Обледеневшие перья капюшона торчали у него словно усики какого-то диковинного насекомого. – Это не самый короткий путь.

– Знаю, но мне не нравится та тварь на улице, – ответил Локвуд. – И тот мертвяк не один – видишь вон там, впереди, в тумане? Еще трое. Два взрослых и один ребенок. Мы должны любой ценой избегать встреч с ними. Лучше будем петлять.

Петлять! Сказать это оказалось проще, чем сделать. Улицы больше не были пустынными, вдоль каждой из них что-то двигалось в тумане, в зияющих окнах верхних этажей домов появились темные фигуры, они стояли неподвижно, уставившись в черное небо. В замерзших песочницах на краю городских парков появились крохотные детские фигурки. На остановках начали выстраиваться очереди взрослых темных фигур – очевидно, они ждали автобус, который никогда не придет. По тротуарам зашагали мужчины в деловых костюмах и галстуках, засеменили женщины, толкавшие вперед невидимые, несуществующие детские коляски. И все это в полной тишине, в тусклом сером свете, делавшем этот мир похожим на выцветшую черно-белую фотографию. «Потерянные души», – вспомнила я. Именно так называл их череп, и теперь я понимала, что он был прав. Они потерялись во времени и пространстве, и потеряли самих себя, повторяя до бесконечности одни и те же лишенные всякого смысла действия.

Мы старательно избегали встреч с обитателями темного города, но от бесконечных поворотов вскоре начали уставать и терять направление. Жуткий холод и растущее напряжение пожирали нашу энергию, и никакие накидки уберечь нас от этого не могли. Даже неутомимый Локвуд двигался все медленнее, все ленивее. Джордж, и без того ослабевший за время болезни, вообще еле волочил ноги, и мне пришлось поддерживать его под руку, помогая идти дальше.

– Мне не нравится, что мы оставляем за собой следы, Люси, – спустя какое-то время прошептал он.

– Ты имеешь в виду наши отпечатки ног? – уточнила я. Местами на заиндевевших мостовых во все стороны разбегались легкие, едва заметные следы босых ног, на фоне которых сразу бросались в глаза глубокие, четкие отпечатки наших тяжелых ботинок.

– И их тоже, но еще дымовой шлейф, – ответил Джордж и был абсолютно прав. Наши заледеневшие накидки мерцали, вспыхивая серебристыми язычками племени под натиском волн сверхъестественного холода, и в воздух поднимались тонкие струйки серого дыма, плывшие как хвост вслед за нами. – Думаю, они могут учуять этот шлейф. Унюхать, например.

– Согласна, – кивнула я.

– Ну, у нас, между прочим, есть оружие, – заметил Киппс, слышавший наш разговор. По-моему, он чувствовал себя лучше любого из нас. На каждом перекрестке шел первым, часто уходил вперед на разведку. – У меня вспышка сохранилась. У всех имеются рапиры…

Рапиры! Не знаю, как у кого, а у меня руки отяжелели, тяжело дышалось, навалилась усталость. Куда уж тут рапирой размахивать.

– Здесь все иначе, Квилл, – покачала я головой. – Когда мы в прошлый раз оказались с Локвудом на Другой Стороне, я попыталась использовать вспышку, но ничего не получилось. Она не взорвалась. Не знаю, можно ли здесь даже на клинок положиться. Вот что я тебе скажу: если нас заметят, нам остается только бежать, можешь мне поверить.

Мы вышли туда, где в нашем Лондоне начиналась оживленная Оксфорд-стрит. Дома здесь стали выше, туман стелился между ними словно вода в белой лагуне. Фасады магазинов и отелей пересекали большие глубокие трещины, некоторые из них тянулись от домов на мостовые и взламывали асфальт, который вздыбливался на этих изломах и выступал из тумана наподобие акульих плавников. Здесь мертвецов стало еще больше, и вели они себя еще активнее – казались возбужденными, двигались быстрее и как-то… целенаправленнее, что ли. Несколько раз нам пришлось укрываться в пустых темных дверных проемах, пропуская мимо себя серые фигуры. Но мертвецы если и замечали наши следы или дымовой шлейф, никак на них не реагировали. Было такое ощущение, что их влечет к себе нечто более важное, манит более сильный магнит, чем мы.

Что это был за магнит, мы узнали чуть позднее, когда вышли на открытое пространство, на площадь, где на клочках промерзшей земли торчали к небу черные, без единого листочка деревья. Со всех сторон площадь окружали высокие офисные здания, а на самой площади собралась огромная толпа мертвецов. Они стояли спиной к нам, окруженные густым туманом, но мы тем не менее смогли рассмотреть, как по-разному были одеты эти мужчины, женщины и дети. По ним можно было изучать историю моды за последние сто, а то и двести лет. Мертвецы не стояли неподвижно, но слегка переминались, перемещались с места на место, а их внимание было приковано к какому-то висящему перед ними предмету, темному, но одновременно переливающемуся.

Хотя мы уже падали от усталости и были еще всего лишь на полпути к Дому Фиттис, нам ничего не оставалось делать, как только остановиться и наблюдать за тем, что происходит.

Если вы сейчас спросите меня, что это был за предмет, который мы увидели тогда, я вам отвечу, что это была дверь. Правда, не похожая ни на одну дверь, которую я когда-либо видела. Она висела в воздухе невысоко над землей и парила прямо над центром той маленькой площади. Дверь эта была лишена каких-либо деталей – так, черный прямоугольник, и больше ничего. Если взглянуть на нее под одним углом – она была почти овальной; посмотреть с другой стороны – она оказывалась тонкой, как бумажный лист. Но откуда ни гляди, края этой двери постоянно оставались нечеткими, размытыми, словно она была соткана из воздуха, в котором висела. В центре двери мерцало что-то похожее на звездочки. Это я вам спокойно пытаюсь описать ту дверь, хотя и понимаю, что все равно говорю несколько непонятно, – а представляете, как мы были ошеломлены и испуганы там и тогда? И мы стояли, замерев, на краю площади и продолжали, затаив дыхание, наблюдать за этой непонятной, странной картиной.

– Это Источник? – шепотом спросил Киппс. – Дверь, ведущая в наш мир? – Он нервно провел языком по своим замерзшим губам. – Я чувствую, как она притягивает меня к себе…