— Колдунья!.. Дьявол!.. Ты хотела погубить меня и весь мой род!.. — диким голосом кричал отец Свер.

Жестокое избиение прервал звук открывающейся двери. Отец Свер остановился, непонимающим взглядом посмотрел на дверь и увидел взволнованные лица сопровождающих.

— Она — колдунья! — хрипло произнес отец Свер. — Она попыталась околдовать меня, но Господь помог мне избежать соблазна. Велите во дворе разложить костер — сегодня же вечером святое пламя очистит ее… И велите послать за Его Преосвященством… И пусть все обитатели епископского дворца придут читать молитвы за ее грешную душу… Оповестите всех жителей окрестных деревень и Маридунума. Пусть придут смотреть на казнь, дабы не возникло ни у кого больше соблазна идти на сделку с Дьяволом!

Он выдернул из держателя факел и кинул взгляд на скорчившуюся в углу девушку.

— Будь ты проклята! — сказал он и пошел прочь.

Часы Сарлузы были сочтены. Сегодня виновница его страшного грехопадения, и его второго падения (как еще можно расценивать недостойные священника чувства, нахлынувшие на него внезапно и не иначе как под действием ее колдовства?), сгорит в священном пламени и прах ее будет развеян.

Губы святого отца Свера шептали:» О, если бы Ты, Боже, поразил нечестивого! Удалитесь от меня, кровожадные! Они говорят про Тебя нечестиво; суетное замышляют враги Твои. Мне ли не возненавидеть ненавидящих тебя, Господи, и не гнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их; враги они мне. Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня, и узнай помышления мои, и зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный.»

Сарлуза с трудом подняла голову и сплюнула — кровавая была слюна. Все тело ломило от боли. Случайный комар, сдуру залетевший в мрачный каземат и не понимающий куда занесла его судьба, сел на кровоточащую щеку. Не было сил отогнать его — Сарлуза слабо помотала головой, волосы залепили глаза. Это конец — она отчетливо слышала последние слова фанатичного священника, некогда совращенного ею по приказу Белиала. Как легкомысленно она отнеслась тогда к отцу Сверу — священник и так легко поддался…

Что ж, за все надо платить. В этих стенах ей не поможет даже знание Формулы Абсолютного Совершенства…

— Сарлуза! — услышала она голос Гудсберри.

Надежда сладкой волной чуть не разорвала грудь. Словно ее только что и не избили жестоко, Сарлуза вскочила на ноги, смахнула волосы с глаз.

Камера была пуста. По камням стен сочилась слезами вода.

— Сарлуза! — вновь донесся знакомый блеющий голос. С середины камеры, где ничего не было.

— Где ты, Гудсберри? — спросила Сарлуза.

— Мне не прорваться к тебе, — ответил невидимый подручный Князя Тьмы. — Стены не пропускают, они окроплены ненавистной нам силой.

Сарлуза опустила голову, вспыхнувшая надежда из пламени моментально превратилась в едва тлеющий уголек.

— Забери меня отсюда, Гудсберри, — простонала Сарлуза. — Я не хочу, не хочу умирать!

Гудсберри молчал, Сарлуза даже подумала, что он совсем пропал.

Наконец он сказал:

— Белиал послал меня сказать тебе, чтобы ты не отрекалась от него на костре. Тебя будут соблазнять легкой смертью с помощью удавки, но ты не поддавайся. В этом случае, ты будешь после смерти жить во дворце Белиала. Ведь об этом ты мечтала?

— Я… я… — голос молодой колдуньи срывался, — и я больше никогда не увижу Уррия?

— Да.

Это» да» прозвучала как приговор — окончательный и бесповоротный, как последний камень в надгробии.

— Белиал сам отрекся от меня! — вдруг истошно закричала Сарлуза. — Он ушел с Уррием в свое зазеркалье, оставив меня на растерзание солдатам. Ведь он наверняка знал! Он все всегда знает!

— Ты переоцениваешь наши силы, — холодно сказал Гудсберри. — Даже Князь Тьмы не всемогущ.

— Он отрекся! Отрекся! Отрекся от меня! — рыдала Сарлуза.

— Не правда. Ты еще убедишься в этом!

— Уходи! — закричала Сарлуза. — Я! Я отрекаюсь от вас! Сейчас! Не дожидаясь костра! Я умру с именем Уррия на устах. Любовь к нему — все, что у меня осталось!

— Ты заблуждаешься, — сказал Гудсберри. — Ты никого не способна любить!

Сарлуза в гневе кинулась на центр камеры, откуда доносился ненавистный сейчас голос приспешника Белиала и стала топать ногами.

— Уходи! Уходи! Уходи! Из за вас я гибну! Ты не желаешь спасти меня! Лишь издеваешься надо мной! Я ненавижу тебя, Гудсберри! Я ненавижу твоего повелителя Белиала! Чтоб его хваленый дворец на Меркурии рассыпался в мелкие камешки! Вы предали меня! Вы, вы отреклись от меня! И я проклинаю тебя, Гудсберри! Я проклинаю повелителя твоего — Белиала! Уходи, и пусть душа моя истерзается в ваших жутких котлах, мне нет сил терпеть то, что происходит с душой сейчас!..

Она в гневе сорвала с пальца кольцо, подаренное ей Белиалом и с силой швырнула в стену. Кольцо звякнуло о камень, окропленный святой водой, и превратилось в струйку черного дыма.

Лишь молчание был ей ответ. Гудсберри ушел.

Сарлуза упала в отчаянии на каменный пол каземата. Все, что еще осталось у нее — это любовь. Любовь страстная и сильная. Всепобеждающая любовь. «Если полюбишь кого-то не разумом, а сердцем — сгоришь дотла!» — слова Белиала оказались пророческими. Может быть он действительно все знал заранее? Но она полюбила сердцем. И это у нее никто не отнимет — ее любовь. К юноше. К молодому рыцарю по имени Уррий. И из-за него она сегодня взойдет на костер. И ради него взойдет на костер. И умрет, как сказала Гудсберри, повторяя его имя.

Чем Уррий сейчас занимается? Думает ли о ней, переживает ли за нее? И жив ли он вообще?

Она вдруг вскочила и взволнованно заходила по своей клетке. Зачем Белиал затащил Уррия в волшебное зеркало? Вдруг Уррий не вернулся оттуда? И не вернется никогда? Вдруг его нет уже в живых? Ах, зачем она прогнала Гудсберри, надо было выяснить у него судьбу Уррия. Знать, что с ним все в порядке — и умирать легче!

Из пещеры Сарлузы друзья вышли по широкому проходу, который раньше преграждал камень. Он так и остался незакрытым — заклинание знает лишь Сарлуза, чтобы вдвинуть его на место. Да еще Князь Тьмы и его подручный. Но это их заботы — друзьям в проклятом подземелье не нужно было ничего. Даже таинственной волшебной короны, которую теперь никто не охраняет. Впрочем, никто же ведь не мешает вернуться за ней через несколько дней. А пока Эмрис и Ламорак без отвращении о подземелье и думать не могли.

Лошади остались у оврага и пришлось по дикому лесу обходить весь Большой холм. В некоторых местах был настолько непроходимый кустарник, что воинам сэра Бламура приходилось мечами прорубать дорогу.

И в лесу, и когда сели на лошадей и вывернули на тропу ведущую к замку, Уррий, Эмрис и Ламорак держались вместе, чуть впереди отряда. Им было что рассказать друг другу.