Джонатан в гневе как-то поклялся, что в следующий раз схватит эту притворщицу в такой момент и потребует: «Ну еще один разок, Джед, дорогая, только теперь по-настоящему!»

За «частыми налетчиками» следовали «виконты и геронты»: родовитые английские провинциалочки, сопровождаемые безмозглыми юнцами сильно разжиженных королевских кровей под охраной полицейских; улыбающиеся арабы в светлых костюмах, белоснежных рубашках и начищенных до блеска туфлях; малопримечательные английские политики и бывшие дипломаты, помешанные на собственной значимости; малайские магнаты с собственными поварами; иракские евреи, владеющие дворцами в Греции и компаниями на Тайване; немцы с их европейскими животиками, сокрушающиеся по поводу «бедняжек с Востока»; неотесанные юристы из Вайоминга, стремящиеся наилучшим образом обтяпать дела клиентов и собственные; ушедшие на покой инвесторы с огромными состояниями и двадцатимиллионными бунгало – старые развалины из Техаса с тонкими варикозными ногами в попугайских шортах и веселых солнечных шляпах, вдыхающие кислород из карманных ингаляторов; их женщины с такими сладкими лицами, каких у них никогда не было в молодости, с подобранными животами и бедрами, подтянутыми веками и искусственным блеском глаз. Но никакие на свете операции не могли снять тяжелых вериг возраста, сковывающих их движения, когда они, изо всех сил сжимая поручень, спускались в бассейн со стороны детской купальни, одержимые страхом рухнуть и опять превратиться в руины, какими были до реставрации в клинике доктора Марти.

– Боже, Томас, – прошептала Джед Джонатану, смотря, как голубоволосая австрийская графиня по-собачьи барахтается в воде. – Сколько, вы думаете, ей может быть лет?

– Все зависит от того, какую часть тела рассматривать, – ответил Джонатан. – В среднем, я полагаю, около семнадцати.

Джед рассмеялась дивным, непритворным смехом и снова словно коснулась его взглядом.

После «виконтов и геронтов» шли те, к кому Берр испытывал особую слабость. Впрочем, Роупер, вероятно, тоже, потому что называл их «неизбежное зло». Это были торговые банкиры с лоснящимися щеками из Лондона, одетые по моде восьмидесятых в голубые полосатые рубашки с белыми воротничками. У них были двойные имена, двойные подбородки и двубортные костюмы. Они говорили «клево» вместо «хорошо», называли машину «тачка», а Итон – «школа». Их эскортировали молодчики-бухгалтеры – счетчики фасоли, как называл их Роупер, державшиеся так, будто они прибыли сюда, чтобы вырвать добровольное признание. И ребята с отвратительным запахом карри изо рта, потными подмышками и официальными голосами, которые как бы напоминали: все, что отныне вами говорится, может быть использовано против вас.

У них были и небританские двойники: Малдер, коротконогий нотариус с Кюрасао, с беглой улыбочкой и самоуверенной походкой вразвалку; Шрайбер из Штутгарта, постоянно извиняющийся за свой излишне правильный английский; Тьерри из Марселя с тонкими губами и мальчиком-милашкой в качестве секретаря; торговцы долговыми обязательствами с Уолл-стрит числом не менее четырех, будто безопасность обеспечивалась количеством, и наконец Апостол, ретивый американский грек в парике, напоминающем черную медвежью лапу, золотых цепях и золотых крестах, с невеселой венецианской любовницей, неуклюже переваливающейся рядом с ним в своих стодолларовых туфлях, когда они целеустремленно направлялись в буфетную.

Поймав взгляд Апостола, Джонатан быстро отвел глаза, но было поздно.

– Сэр? Мы, кажется, встречались, сэр? Я никогда не забываю лица, – заявил Апостол, сдергивая темные очки и перекрывая всем проход. – Мое имя Апостол. Я легионер Господа, сэр.

– Разумеется, ты встречался с ним, Апо! – незамедлительно среагировал Роупер. – Мы все встречались с ним. Это Томас, Апо! Помнишь? Служил у Майстера. Приехал на Запад испытать судьбу. Подружился с нами на обратном пути. Исаак, налей-ка доктору еще немного шампанского.

– Очень приятно, сэр. Очень! Простите, вы англичанин? У меня много английских корней, сэр. Моя бабушка приходилась родственницей герцогу Вестминстерскому, а мой дядя со стороны матери проектировал Альберт-холл.

– О, это замечательно, – вежливо отвечал Джонатан.

Они пожали друг другу руки. Ладонь Апостола была холодна, как змеиная кожа. Их глаза встретились. Апостол, казалось, был озабочен и немного не в себе. Впрочем, кто здесь не безумен, в эту звездную ночь на Кристалле, когда вино льется как песня?

– Вы служите у господина Роупера, сэр? – продолжал настаивать Апостол. – Вы участвуете в одном из его гигантских проектов? Господин Роупер – человек огромного влияния.

– Я пользуюсь гостеприимством дома, – ответил Джонатан.

– Нет ничего лучше, сэр. Может быть, вы друг майора Коркорана? Мне кажется, несколько минут назад я видел, как вы мило беседовали.

– Мы с Корки старые приятели.

Когда гости поменялись, Роупер незаметно отвел Апостола в сторону, и Джонатан услышал тихо произнесенные слова «у Мама Лоу».

* * *

– Видишь ли, Джед, – говорило существо по имени Уилфред, из числа «неизбежных», когда они отдыхали за белыми столиками при свете яркой луны, – мы предлагаем Дикки те же услуги, что и эти жулики, только без жуликов.

– Но, Уилфред, как это все скучно… Откуда только бедняжка Роупер берет силы?

Она метнула на Джонатана смертоносный взгляд. Как это случилось? Кто посмотрел первый? Ведь это не просто кокетство. Не заигрывание с ровесником. Снова этот взгляд! Роупер, где ты? Ты нам сейчас нужен.

* * *

Ночи в обществе «неизбежных» кажутся бесконечными. Иногда разговор продолжается за бриджем или триктраком в кабинете. Напитки разливают сами, лакеев удаляют, дверь охраняется стражей, прислуга старается держаться подальше от этой части дома. Допускается только Коркоран, но теперь не всегда и он.

– Корки немного впал в немилость, – поведала Джед Джонатану, потом закусила губу и не продолжала.

Джед тоже сохраняла верность своему клану. «Она не из перебежчиков», – предупредил себя Джонатан.

* * *

– Ко мне сами липнут, – объяснил Роупер.

Они прогуливались вдвоем. Был вечер. Перед этим они сразились в теннис, но никто не выиграл. Роупера не волновал счет, если только он не играл на деньги, а у Джонатана их не было. Может, поэтому разговор их был вполне непринужденным. Роупер шел близко от него, время от времени их плечи соприкасались, как когда-то у Майстера. Прикосновения Роупера были атлетически небрежны.

Тэбби и Гус следовали на расстоянии. Гус был новым охранником, появившимся совсем недавно.

Изображая тех, кто к нему сам липнет, Роупер говорил специфическим голосом.

– «Ми-истер Роупер, да-айте нам хорошеньких «игру-ушек». – Он сделал паузу, дав Джонатану вволю посмеяться над его перевоплощением. – Я его спрашиваю: «Что значит «хорошеньких», старина? В сравнении с чем?» Молчит. В некоторых странах пушка времен бурской войны – предел мечтаний. – Роупер сделал нетерпеливый жест, обозначающий этот предел, и Джонатан ощутил его локоть на своих ребрах. – А в некоторых – золотая жила, там сидят на деньгах и жаждут получить высокие технологии, ничто другое их не устраивает, им нужно такое же, как у соседа. Даже не такое же. Им нужно лучше. Много лучше. Им нужна такая милая бомбочка, которая влезла бы в лифт, доехала до третьего этажа, свернула влево, отряхнулась и разнесла на кусочки хозяина, не повредив телевизора. – Все тот же локоть слегка толкнул Джонатана в предплечье. – Беда в том, что они никак не поймут: чтобы пользоваться хорошими вещами, нужно иметь условия. И людей, умеющих с ними обращаться. Что толку купить новейший полотер, притащить в грязную лачугу, где даже и розетки нет, чтобы подключить его к сети. Правильно?