Обстановка снаружи тем временем накаляется. Расходимся. Личному составу дан приказ покинуть здание, опечатав сейфы и двери, остаться на местах лишь начальникам подразделений и заместителям; искать поддержки у московских властей и милиции, оперативную картотеку вывезти на временное хранение за город… (Эхо Тегерана — вой толпы, звон разбиваемых стекол, запах гари…)

Звонок. Голос президента: «Появитесь у меня через полчаса!»

В 14:00 я в той же приемной на третьем этаже. Там М.А. Моисеев, И.С. Силаев и В.П. Баранников.

Вызывают Моисеева. Входит в комнату заседаний, выходит через полминуты, останавливается, внятно говорит: «Я больше не заместитель министра обороны и не начальник Генерального штаба». Делает два шага к окну, глядит на зеленые крыши кремлевских зданий. (Вот еще один человек, по которому проехало колесо!) Поворот кругом, и четким солдатским шагом уходит генерал армии М.А. Моисеев из высших сфер. Всей своей душой я желаю ему стойкости и спокойствия (о самоубийстве маршала С.Ф. Ахромеева, предшественника Михаила Алексеевича, в тот момент известно не было).

Вызывают меня. В комнате заседаний (раньше там совещалось политбюро ЦК КПСС) М.С. Горбачев, Б.Н. Ельцин, руководители республик. Президент коротко говорит: «Я назначаю председателем КГБ товарища Бакатина. Отправляйтесь сейчас в комитет и представьте его».

Испытываю такое облегчение, что начинаю улыбаться: «Большое спасибо! Сегодня ночью буду спать спокойно».

Здесь не до улыбок. Президент говорит: «Ну, спать спокойно еще рано». (Пропускаю это мимо ушей и лишь потом начинаю улавливать в этом зловещий оттенок.)

Б.Н. Ельцин собирается ехать на Лубянку, успокаивать народ. Это значит, что принятый на совещании вопль о помощи дошел до обоих президентов.

В 15:00 В.В. Бакатин прибывает в КГБ. Мое командование закончилось.

Председатель проводит первое совещание в КГБ. Он раскован, прост. Его первое замечание: «Я человек не военный. Вот даже воротничок как-то не так застегнут», сказанное задушевным тоном, могло бы даже настроить на лирический лад. К сожалению, среди собравшихся нет женщин лирического возраста.

Меня председатель сажает по правую руку (вновь дружелюбные улыбки в моем направлении) и держит короткую и внятную речь. Вот такими пометками обозначилось в моем блокноте ее содержание:

23.8.91

Разведка — это святая святых, на это никто не посягает. Не политизировать, не пугать граждан.

Не нужны общие рассуждения о мохнатой руке империализма. Идеологическая война нас не касается.

Полная департизация. Переход от партийно-государственной к государственной системе. Партий не должно быть ни в одном учреждении. Никаких парткомов.

Самостоятельность отдельных ведомств: погранвойска.

Должны профессионалы заниматься своими делами.

Нам обещана защита, чтобы мы могли спокойно реорганизоваться.

Автономность и координация.

Борьбу с коррупцией надо взять на себя, видимо.

М. б., служба антикоррупции?

Войска КГБ: расследование на уровне руководящего состава.

Нужна концепция работы КГБ на республики — информацию каждому президенту.

Уйдет Литва, только лучше будет.

Не втягиваться не в свои дела.

Давать информацию без идеологии.

Наладить инфо для всех президентов.

Заходит речь о кадровых изменениях. «Вот и первый заместитель у нас есть», — говорит председатель, делая раскованный жест в мою сторону. Я категорически и громко протестую, остаюсь после совещания и протестую еще раз: «…А то приму решительные меры».

— Какие же? — любезно спрашивает Бакатин.

— Совершу государственный переворот!

Шутка, надо сказать, совершенно глупая, но она помогает завершить тягостный разговор. (Простак я, простак! Воспринял бакатинский жест, не подозревая подвоха.)

Через какое-то время Вадим Викторович выступил на большом совещании с более развернутыми тезисами.

Запись:

5.9.91

Бакатин

Ситуация крайне нестабильна.

Победа демократии — прорыв зашедшей в тупик революции.

Было сопротивление реформам центральных структур власти — результат развал и хаос.

Оно не устранено, а ослаблено. Появилась реальная перспектива политики действия, а не приверженности измам.

Главное препятствие не устранено — речь идет о сохранении Союза. Путчисты сорвали новоогаревский Союзный договор. Их действия активизировали процесс распада Союза. Идиотизм идеологов сохранения Союза силой.

Прежнего Союза нет. Сверху не восстановить. Есть лишь один путь — добровольный союз.

Съезд должен прорваться через сопротивляющуюся часть депутатов и принять правильное решение.

Оценить степень нарушения законности, но в то же время не спускаться слишком далеко вниз. Не искать виноватых среди подчиненных.

Должны решить взаимные вопросы. Не должны, а с другой стороны, должны очиститься. Сохранить профессионалов. Реорганизовать структуру, очиститься, но не потерять кадры, продолжать выполнять задачи. (Они продолжают усложняться! Как и все прошлые годы…) При этом соблюдать законность, работая в правовом вакууме.

Из ведомства, которое снискало себе печальную славу пресечением политического инакомыслия, перестроиться в систему, где обеспечивается безопасность Союза республик на основе и в условиях демократического и т. и. общества.

Архивы. Не допустить раскрытия агентуры. Никогда такие архивы на агентуру не раскрывать, но ничего не жечь. Не надо в панику бросаться. Пока есть время для цивилизованных решений. Калиниченко с Эстонией все решили.

Нечего каждой республике создавать свою внешнюю разведку. Не должно быть никакого двойного подчинения. Надо сохранить, но, м. б., пересмотреть идеологию, структуру, расходы и т. и. Но сохранить единой.

Удалось немного приглядеться к новому начальнику, поговорить, а вернее, послушать его указания по телефону. Впечатление — абсолютно компетентен даже в тех вопросах, о которых имеет приблизительное представление, абсолютно категоричен, привычно груб. Тон разговора — строевой сержант с туповатым рядовым из отдаленного национального округа.

Говорят, что секретарь обкома это не должность, а перманентное состояние души.

Во всяком случае, телевизионный облик заметно отличается от оригинала. Печальный факт печальной действительности.

24 августа

День во всех отношениях неприятный. Жизнь сдвинута с привычных устоев, даже милые осины и березы выглядят необычно печальными, незнакомыми. Механические движения продолжаются. Те же звонки, те же обращения за указаниями. Служивый люд сбит с толку и, не чая пробиться к новому председателю, обращается к обломку старой власти. Старая власть распоряжается в меру своего разумения.