Излишне политизировано освещение этих вопросов в электронных СМИ. Даже если речь идет не об американцах или финнах, у которых все по определению плохо, а о российских усыновителях, которые вдруг почему-то оказались жестокими (хотя они всегда говорят не об избиении, а о наказании), поиск «виновника» зачастую заслоняет существо дела и интересы ребенка. Стране показывают обожженного маленького ребенка, которого так «наказали» садисты-усыновители. Всем ясно, что виноваты коррумпированные органы опеки, «продавшие» ребенка закоренелым злодеям. Потом усыновители оказываются не такими уж злодеями, пострадавший мальчик без них тоскует, и всем становится ясно, что налицо очередной «антисемейный» заговор. Общая философия наказания при этом обсуждается редко и поверхностно.

Скандалы такого рода происходят во всем мире, журналисты торопятся, судьба ребенка для них прежде всего – «информационный повод». Но кто-то же должен смотреть глубже?

Принципиальное отличие российской государственной ментальности от европейской в этом вопросе состоит в том, что ребенок, как, впрочем, и взрослый, рассматривается не как автономный и самоценный субъект, а как объект чьих-то чужих, хороших или плохих, действий. Недаром российские законодатели и правоохранители избегают цитировать статьи 12 и 16 Конвенции ООН о Правах Ребенка:

Статья 12: «1. Государства-участники обеспечивают ребенку, способному сформулировать свои собственные взгляды, право свободно выражать эти взгляды по всем вопросам, затрагивающим ребенка, причем взглядам ребенка уделяется должное внимание в соответствии с возрастом и зрелостью ребенка».

Статья 16: «1. Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь, семейную жизнь, неприкосновенность жилища или тайну корреспонденции, или незаконного посягательства на его честь и репутацию.

2. Ребенок имеет право на защиту закона от такого вмешательства или посягательства».

Отношение к телесным наказаниям – один из показателей демократизма общества и толерантности культуры. Ни то ни другое по мановению волшебной палочки не создается и не меняется. В современной России борются две тенденции.

Первая, глубинная тенденция, характерная для более образованных и молодых людей и продолжающая давний процесс европеизации страны, развертывается преимущественно в сфере частой жизни. Это люди, которые не бьют своих детей и не считают эту практику педагогической.

Вторая, имперско-авторитарная, подразумевающая не граждан, а подданных, без телесных наказаний невозможна. Дети, воспитанные без телесных наказаний, могут не принять ни армейской дедовщины, ни пыточной системы ГУЛАГа, ни разгона правозащитных митингов, ни пародии на выборы.

Культура насилия требует постоянной подпитки. Объясняя агрессивное поведение футбольных болельщиков на Манежной площади, один из их руководителей сказал, что футбольные фанаты «не ходят бить кавказцев у метро или антифашистов. Точнее, если они увидят антифашистов, то, может быть, их и побьют, но они не ходят их искать специально. Их национализм не политического экстремистского толка. Это просто так понимаемая и выражаемая таким образом любовь к родине и своему народу».

Если любовь к родине означает потребность кого-то бить, возникает вопрос: кого? Всерьез воевать с кем бы то ни было никто в России не хочет, бряцание оружием просто поднимает чей-то дух. Бить иностранцев, иноверцев и инородцев тоже рискованно, многонациональная и многоконфессиональная страна запросто может развалиться. На ком же вымещать разочарования и обиды? Подростки могут бить друг друга, так было и будет всегда. А взрослые мужчины? Раньше для битья существовала жена, сегодня она может дать сдачи, а то и вовсе уйти. Остаются беззащитные дети, избиение которых выдается за справедливое наказание и продолжение национально-религиозной традиции.

До тех пор, пока в стране процветают ксенофобия и культ физической силы, а государство стремится не столько обуздать насилие, сколько монополизировать его, межпоколенческая эстафета насилия и телесные наказания детей будут продолжаться, а «борьба» с ними – оставаться имитационной.

Подведем итоги.

1. Продолжая прогрессивные тенденции классической русской педагогики и литературы, Советский Союз запретил и признал недопустимыми телесные наказания в школе. Эта позиция для советской педагогики всегда оставалась принципиальной. Однако обеспечить реальный контроль за соблюдением этого запрета власть не могла, да и не хотела. Тоталитарный строй невозможен без телесного насилия над личностью, и принятие этого порядка закладывается уже в детстве.

2. Главными рассадниками телесных наказаний в советское время были закрытые «тотальные институты» типа исправительных и иных специальных учебных заведений, приютов и детских домов.

3. Семейное воспитание было дифференцированным и зависело главным образом от усмотрения родителей. Государственные органы вмешивались в родительские телесно-дисциплинарные практики лишь в тех случаях, когда они воспринимались как «слишком жестокие», но возможности этого вмешательства были ограниченны. В рабоче-крестьянских семьях телесные наказания детей, особенно мальчиков, считались нормальными и применялись достаточно широко.

4. Постепенная либерализация советской жизни, начиная с 1960-х годов, способствовала выработке более критического отношения к телесным наказаниям, которое отчетливо выражено в сочинениях таких авторов, как С. Я. Долецкий, С. Л. Соловейчик и А. И. Приставкин.

5. Отношение к телесным наказаниям в постсоветской России отражает и воспроизводит существующую в ней общую идеологическую поляризацию. Значительная часть населения страны в теории или на практике (это не всегда совпадает) уже не прибегает и/или не хочет прибегать к телесным наказаниям детей, для нее они случайны и пережиточны. Однако есть немало людей, для которых эти ограничения неприемлемы. Водораздел между ними проходит по той же линии, что и отношение к рыночной экономике, демократии, модернизации и правам человека. Главные факторы – возраст, уровень образования, характер политических взглядов и, в данном случае это особенно важно, личный жизненный опыт. Но эти факторы могут переплетаться друг с другом весьма по-разному.

6. Степень реального распространения телесных наказаний и насилия над детьми неизвестна. Государственная криминальная статистика в этом вопросе недостоверна и политизирована, а независимые социологические опросы не всегда достаточно репрезентативны и сопоставимы друг с другом.

7. В последние годы государство стало уделять проблемам личной, в том числе телесной и сексуальной, безопасности детей значительно больше внимания и средств. Однако нередко эта деятельность остается преимущественно имитационной.

8. Теоретическим и политическим стержнем всех дискуссий по этим вопросам является категория прав ребенка, которую традиционализм и религиозный фундаментализм считает подрывной и антисемейной.

9. Учитывая общую социально-политическую ситуацию в России, шансы на законодательное запрещение телесных наказаний близки к нулю, «родительская власть» – один из духовных столпов авторитаризма. Однако социально-педагогическое значение этой полемики, возможно, меньше, чем кажется ее участникам. На глубинном, внутрисемейном уровне все решают не церковно-государственные догмы, а повседневные родительские практики.