всего неделю назад, нагнетая керосин в шланг, я еще думал: «Боже, какая забава!»

Старик кивнул.

– Кто не строит, должен сжигать дотла. Это старо как мир, как преступления малолетних.

– Значит, я и есть малолетний преступник.

– Кое-что такое есть в каждом из нас.

Монтаг направился к двери.

– Вы можете хоть как-нибудь помочь мне в моем разговоре с Пожарным Капитаном сегодня вечером? Мне нужен зонтик, чтобы не промокнуть под дождем. Чертовски боюсь захлебнуться, ведь как только я появлюсь у него снова, он обрушит на меня целый ливень слов.

Старик ничего не ответил, но опять, заметно нервничая, смотрел в сторону спальни. Монтаг перехватил его взгляд.

– Так как?

Фабер глубоко вдохнул, задержал воздух и выпустил его. Снова глубокий вдох – глаза закрыты, рот плотно сжат – и долгий выдох.

– Монтаг…

Наконец старик повернулся и сказал:

– Идемте. На самом деле мне следовало бы дать вам уйти из моего дома. Я ведь действительно трусливый старый дурак.

Он отворил дверь спальни и впустил Монтага в маленькую каморку, где стоял стол, заваленный мотками микроскопически тонкой волосяной проволоки, крошечными катушками, бобинами и кристаллами, среди этого беспорядка лежало несколько металлических инструментов.

– Что это? – удивился Монтаг.

– Свидетельство моей ужасающей трусости. Ведь я столько лет прожил в одиночестве, проецируя на стены химеры моего воображения.

Я возился с электроникой, радиопередатчиками, это стало моим хобби. Моя трусость, да еще в сочетании с революционным духом, обитающим под ее сенью, оказалась такой страстной силой, что я не мог не изобрести вот это.

Он взял со стола маленький зеленый металлический предмет размером не больше пули двадцать второго калибра.

– Я оплатил все это. Откуда взял деньги? Играл на бирже, разумеется. Биржа – это последнее прибежище опасных интеллектуалов, оставшихся без работы. Итак, я играл на бирже, работал над этой штукой – и ждал. Я полжизни ждал, трясясь от страха, чтобы кто-нибудь заговорил со мной. Сам-то я не решался ни с кем заговаривать. В тот день, когда мы с вами сидели рядышком в парке и беседовали, я уже знал, что придет время, и вы заглянете ко мне – только вот из каких побуждений, из огнелюбия или дружелюбия, угадать было трудно. Эта маленькая штучка была готова уже много месяцев назад. А ведь я чуть было не позволил вам уйти, вот насколько я боюсь!

– В ней что, приемничек «ракушка»?

– И кое-что еще! Она может слушать! Если вы вставите мою «ракушку» в ухо, Монтаг, то я, уютно сидя у себя дома, грея свои трусливые косточки, смогу слышать, что творится в мире пожарных, анализировать, выискивать его слабые стороны, при этом не подвергая себя риску. Я буду пчелиной маткой, сидящей в безопасности в своем улье. А вы будете трутнем, моим странствующим ухом. Со временем я мог бы разместить такие уши во всех частях города, среди самых разных людей, мог бы слушать и оценивать все вокруг. Если трутни умрут, то я все равно останусь целым и невредимым у себя дома и смогу тешить свой страх с максимумом комфорта и минимумом риска. Видите, какую верную игру я затеял и какого презрения я в сущности достоин?

Монтаг поместил зеленую пулю себе в ухо. Старик вставил такой же предмет в свое собственное ухо и зашевелил губами.

– Монтаг!

Голос звучал в голове Монтага.

– Я вас слышу!

Старик рассмеялся.

– Вас тоже замечательно слышно! – шепнул Фабер, но его голос звучал в голове Монтага чисто и ясно.

– Когда настанет время, отправляйтесь на пожарную станцию. Я буду с вами. Давайте вместе послушаем, что скажет этот Капитан Битти. Бог знает, может быть, он один из нас. Я буду подсказывать вам, что говорить. Мы его отлично разыграем. Вы, наверное, ненавидите меня за эту мою электронную трусость? Ведь я посылаю вас одного в ночную темь, а сам остаюсь за линией фронта и, может быть, услышу своими чертовыми ушами, как вам там снесут голову.

– Каждый делает то, что делает, – сказал Монтаг. Он вложил Библию в руки старику. – Возьмите ее. Я постараюсь устроить какую-нибудь замену. Завтра…

– Да, завтра я повстречаюсь с тем самым безработным печатником. Уж эту-то малость я могу сделать.

– Доброй ночи, профессор.

– Нет, не доброй. Остаток ночи я проведу с вами – в виде плодовой мушки, которая будет щекотать вам ухо всякий раз, как только вы почувствуете во мне нужду. Но все-таки доброй ночи. И, во всяком случае, удачи!

Дверь открылась и захлопнулась. Монтаг снова очутился на темной улице. Он внимательно вгляделся в окружавший его мир.

В ту ночь уже по виду неба можно было почувствовать, что дело идет к войне. По тому как уходили и возвращались тучи; по тому как выглядели звезды – целый миллион звезд плыл в просветах между облаками, словно вражеские летающие диски; по тому невольному ощущению, что небо вот-вот обрушится на город и превратит его в меловую пыль, а потом в языках красного пламени взойдет луна, – вот что чувствовалось в ту ночь.

Монтаг шел от станции метро с деньгами в кармане (он взял их в банке, одном из тех, что были открыты каждую ночь, с вечера до утра, клиентов в них обслуживали роботы-кассиры) и по дороге слушал вставленную в ухо «ракушку»:

– Мы мобилизовали миллион человек. Если начнется война, быстрая победа нам обеспечена…

Неожиданно поток музыки захлестнул голос, и он пропал.

– Мобилизовано десять миллионов, – шептал в другом ухе голос Фабера. – А они говорят, что только один. Так отраднее.

– Фабер?

– Да.

– Я же не думаю. Я делаю только то, что мне говорят, как всегда и было. Вы сказали мне достать деньги, и я достал. Но сам я об этом вовсе не думал. Когда же я начну соображать самостоятельно?

– Вы уже начали, когда вам в голову пришли именно те слова, которые вы только что произнесли. Поверьте мне на слово.

– Другим я тоже верил на слово!

– Правильно, а теперь посмотрите, куда это нас завело. Какое-то время вам придется передвигаться вслепую. Вот вам моя рука – держитесь за нее.

– Я не хочу перебегать с одной стороны на другую только для того, чтобы мне опять говорили, что я должен делать. Нет никакого смысла переходить на другую сторону, если все пойдет по-старому.

– Вы уже стали мудрее!

Монтаг почувствовал, как ноги сами несут его по тротуару в сторону дома.

– Говорите, говорите.

– Хотите, я вам почитаю? Я буду читать так, чтобы вы могли запомнить. Ночью я сплю не больше пяти часов. Делать мне