— Я тоже, — присоединился к нему Хорригор. — Какая-то местная флуктуация, а возможно, и циклическое явление. Ну, там, перепады гравитации, влияние естественных спутников, быстрое перемещение воздушных масс в нижнем слое атмосферы… Производственная деятельность наконец. В общем, что-то из области физических явлений — никаких признаков магического воздействия я не ощущаю.

— И я не ощущаю, — кивнул Аллатон.

— Флуктуация… гравитация… — пробормотал Гаскойн, глядя на экран, где продолжали одно за другим и целыми рядами сразу падать деревья. — Если это физическое явление, то его должны зарегистрировать приборы вашего… э-э… Спондилёзы. Что там на приборах?

— Приборы чудят, господин постполковник, — напомнил Дарий. — Верить им нельзя. А танк не Спондилёза, а Спиноза. Бенедикт Спиноза.

— Какая разница! — махнул рукой Гаскойн. — Спиноза… Заноза…

— Неплохо, — наконец-то подал голос супертанк. — Господин постполковник, у вас явные способности к рифмотворчеству. Хотя, конечно, к слову «Спиноза» рифму подобрать не так уж сложно. Угроза… Три градуса мороза… Проза… Лактоза… Роза… У постполкана кровь течет из ноза от бурного и долгого поноза… Это я, разумеется, не о вас, господин постполковник. Коль налицо симптомы спондилеза, тут не поможет ни Боэций[8], ни Спиноза… А вот зарифмовать вашу фамилию, господин постполковник, гораздо труднее. Гаскойн — войн… Постполковник Гаскойн пережил много войн… Вел себя в них достойн… И остался спокойн… Нет, не стал он запойн — вот такой он, Гаскойн!

— Ооо!.. — протяжно и громко в начале и почти неслышно в конце исторг из своей груди постполковник.

Может, так подействовали на него импровизации супертанка, а может, дипамезол наконец-то добрался до его мозга, но Гаскойн, закрыв глаза, сначала осел на пол, а потом растянулся на спине во весь свой рост.

— Доконал ты его, Бенедикт, — удовлетворенно сделал вывод Силва. — Тан, тащи постполкана назад, в медбокс. И дверь запри, чтобы опять не вылез!

Тангейзер схватил командира особого отряда Министерства обороны за запястья и поволок из башни, а Спиноза скромно сказал:

— Я его буквально поразил своими рифмами. Тонкая у него оказалась натура. А снаружи солдафон солдафоном. Кто бы мог подумать, что под этой фуражкой есть ум, а под толстой шинелью — сердце?

Поскольку ни фуражки, ни шинели на Гаскойне не было, супертанк воспользовался какой-то цитатой.

— Ну уж теперь-то он твое имя запомнит, — усмехнулся Дарий. И тут же нахмурился: — О, внизу что-то новенькое!

Непонятная сила, валившая могучие деревья, утихомирилась — она ограничилась продолговатым пятном, которое протянулось на десятки километров в длину и ширину. И это огромное зеленое пятно теперь колыхалось, словно там действительно было море. Так продолжалось секунд тридцать-сорок, а потом вся эта масса поваленных деревьев начала медленно погружаться в землю. Казалось, этот участок поверхности планеты превратился даже не в море, а в трясину или в не успевшую застыть лаву… Однако такое предположение не подтвердилось дальнейшими событиями. Кое-где на месте исчезнувших лесных гигантов киселеобразный слой стал вспучиваться, формируя длинные прямые образования, похожие на стены. Они сотворили замысловатый узор, и этот узор был знаком всем находящимся в башне танка.

— Это же валы Можая! — воскликнул от двери вернувшийся из медицинского бокса Тангейзер.

— Может быть, — кивнул Дарий.

— Или похожие на них валы, — добавил Шерлок.

— И необязательно именно на Можае, — заметил Аллатон.

— Такое впечатление, что нам специально демонстрируют их создание, — заявил Хорригор. — Вот, мол, вы голову ломали, так нате вам, смотрите.

— Или показывают их связь с Огненным источником, — задумчиво произнес Шерлок Тумберг.

— Или никто ничего не показывает, а нас просто продолжает носить туда-сюда, — предположил Дарий. — Может, так проявляется какой-нибудь авалонский спондилез.

Он еще не договорил последнее слово, как танк ухнул вниз, словно леска невидимого удилища лопнула, не выдержав такой нагрузки. Падение происходило в соответствии с известной физической формулой и приятных ощущений не вызывало. Два километра высоты стремительно превращались в полтора… Километр… Четыреста метров… Супертанк падал на совсем недавно возникший узор и был бессилен что-либо предпринять для замедления собственной все возрастающей скорости.

— Не думаю, что нас собираются прихлопнуть, — сказал Хорригор, непроизвольно вцепившись в подлокотники.

— Сейчас узнаем, — пробормотал Дарий, чувствуя, как желудок поднимается к горлу.

Лоб Тангейзера покрылся потом. Шерлок побледнел и стиснул зубы. Аллатон что-то неслышно шептал — возможно, пытался применить какое-то заклинание. Спиноза молчал…

Продолжающая колыхаться поверхность одного из «валов» буквально прыгнула на гусеницы и днище танка, и все невольно зажмурились в ожидании смертельного удара. Но никакого удара не было. То ли поверхность оказалась иллюзорной, то ли тут действовали какие-то иные законы. Бронеход словно продолжал падать, но ощущение падения исчезло. На экранах вид планеты сверху сменился подобием неподвижного тумана. Точно такую же картинку могли наблюдать пассажиры дальнолетов после входа в Дыру. Похоже, это была Серость. Все напряженно молчали, и в этом молчании прошло несколько растянувшихся чуть ли не до вечности мгновений. А потом картинки на всех экранах преобразились, и Спиноза бодрым голосом сообщил:

— Управление всеми системами восстановилось!

Дарий медленно выдохнул и сипло сказал:

— Мы живы…

— Я же говорил! — с довольным видом произнес Хорригор.

Тангейзер вытер пот со лба. Аллатон улыбнулся. Шерлок начал массировать пальцами скулы.

— Мы в Авалоне! — заявил Дарий, глядя на экран. — Там же, где были, когда начался весь этот раздрай. В исходной точке! Вон тюбик валяется — не до конца убрали за собой.

Танк стоял неподалеку от знакомого ручья. В траве белел тюбик от томатной пасты — свидетельство состоявшейся здесь трапезы Аллатона и Хорригора. Но сам Авалон изменился, на него было просто жалко смотреть. Несомненно, столь печально повлиял на его состояние взрыв бомбы, устроенный командой постполковника Гаскойна. Небо его окрасилось в устойчивый грязно-серый цвет и покрылось чем-то, очень похожим на извилистые трещины. Создавалось такое впечатление, что оно готово в любой момент осыпаться, как шелуха, впуская сюда смертоносный космический вакуум. И погрести под собой все, что находилось внизу. А то, что находилось внизу, стало полупрозрачным, почти эфемерным и явно дышало на ладан. Казалось, любое движение, любой, даже негромкий звук способны не только нанести непоправимый урон этому континууму, но и отправить его в безвозвратное небытие. В общем, Авалон превратился в лачугу за миг до урагана. Хотя нет, эту лачугу мог снести не только ураган, но и просто любой порыв ветра.