китайский цирк. Из рассказов Льва Колесникова о лётчицком быте: «Если тебе пустят под простыню ежа, а в наволочку подложат пару гантелей и ты на всё это с размаху уляжешься, то должен хохотать так, будто тебя щекочут всей эскадрильей… В проходе между нарами могут заколачивать “козла”, у изголовья вытачивать напильником мундштуки, курить всем скопом самосад “смерть фашистским оккупантам”, а ты, если тебе пришла фантазия поспать, обязан именно спать, а не канючить про какие-то там для этого условия».

Лётчик Лазарев, замполит эскадрильи, повторявший к месту и не к месту горьковские слова «безумство храбрых», сочинил «Ялуцзянский фокстрот», исполнявшийся на мотив песни «В Кейптаунском порту»:

Анисимов, Жадан,

Левчатов и Куан

Решили полететь на Ялуцзян.

Устав нарушили, КП не слушали

И баки сбросили до Бэньсиху. Хо, ха!

Когда начальству стало известно, что Колесников хорошо рисует, на него возложили дополнительную нагрузку – готовить наглядные пособия.

О своём «миге» Колесников пишет как об одушевлённом существе. На стоянках пилоты и механики полировали борта и плоскости машин метровыми кусками панбархата – улучшали аэродинамику, борясь за каждый километр скорости. Шлифовал свой самолёт и Колесников вместе с техником Гумаром Хабировым. Самолёты больше не напоминали серебряные стрелы – их камуфлировали, нанося коричневые и зелёные разводы (машины корейцев и китайцев оставались неокрашенными). После боёв фюзеляжи, вспоминал Колесников, были «прихвачены пороховой копотью, хоть рисуй по ней узоры». Моторы гоняли на полных оборотах – в предельном режиме на протяжении всего вылета. Брали от машин «всё и ещё немножко». Самолёты показали себя с лучшей стороны: «Посечённые десятками пробоин, с дымом, со струями керосина из пробитых баков, со стоном повреждённых двигателей… преданно выносили нас из боя».

Тот самый бой

Дело шло к концу. Все ожидали перемирия, но каждая из сторон хотела его заключить на выгодных для себя условиях.

В эти дни генерал Марк Кларк, возглавлявший силы ООН в Корее, предложил организовать очередную мощную воздушную атаку, чтобы сделать коммунистов сговорчивее. «Объединённый комитет начальников штабов одобрил это предложение, однако возникла проблема – в Северной Корее не осталось ни одного неразрушенного города, – пишет Клэй Блэр. – Отсутствие достойных целей привело главнокомандующего Дальневосточными ВВС О.П. Вейланда к смелой и жестокой идее: Дальневосточные ВВС должны были уничтожить урожай риса в Северной Корее… и голодом вынудить коммунистов пойти на уступки. Эта воздушная кампания началась 13 мая и продолжалась в течение следующих двух недель. Её целью было уничтожить комплекс ирригационных плотин в 20 милях к северу от Пхеньяна и затопить рисовые поля. День за днём крупные соединения истребителей-бомбардировщиков бомбили плотины и достигли значительного успеха… Согласно данным аэрофотосъёмки, рисовые поля были затоплены, и Вейланд смог с гордостью заявить, что эта операция Дальневосточных ВВС была “самой зрелищной за всю войну”».

14 мая 1953 года Лев Колесников участвовал в бою, запомнившемся ему на всю жизнь.

Вылетев в составе шестёрки на прикрытие «подшефной» Супхунской ГЭС, Берелидзе и Колесников из-за сложных метеоусловий оторвались от основной группы и встретились с шестёркой F-86 из 51-го авиакрыла. «Сейбры», заметив противника, сбросили по две 200-килограммовые бомбы куда придётся – они упали вне территории ГЭС. Значит, задание друзья выполнили – атаку сорвали. Освободившись от груза, 6 «сейбров» вступили в схватку с 2 «мигами». «Вначале у нас было позиционное преимущество, и мы с Лёвой удачно обстреляли двух “сейбров”, но через несколько секунд остальные четыре “сейбра”… оказались у нас в хвосте, – вспоминал Берелидзе. – Задание уже было выполнено, теперь задача – выйти из боя, но как?» Он скомандовал ведомому: уходим вверх, в облака. «У “сейбров” были… локаторные прицелы, которые позволяли вести огонь и по невидимой цели – по силуэту самолёта противника, изображённого на прицеле. Это мы знали, но что могли предпринять другое? Ушли в облака, маневрируя резко на восходящей спирали, чтобы противнику не удавалось вести по нам прицельный огонь. Трассирующие пули проходили мимо моего самолёта в 3–5 метрах».

За секунду до команды Берелидзе у Колесникова включился «паникёр» – та самая «Сирена», сигнализировавшая о том, что сзади работает радиодальномер. Лев оглянулся, но никого не увидел. В это время в наушниках и раздался голос Григория: «Крути в облака!» Машина ведущего уже устремилась вверх.

Колесников (в голове пронеслось слышанное когда-то от инструктора: «Управлять самолётом следует энергично, но плавно») переложил машину в правый крен, повернул голову и вдруг увидел совсем близко от себя самолёт и американского пилота, который тоже смотрел на него. Две машины шли рядом строем «фронт». Каждый хотел пропустить противника вперёд и атаковать сзади. У «сейбра» воздушные тормоза лучше. Американец отстал, занял выгодную позицию и открыл огонь.

О воздушном бое можно долго рассказывать, хотя он скоротечнее фехтовального поединка. Для Колесникова это были воистину какие-то пятнадцать мгновений судьбы. Позже он напишет: «Невесты, матери и жёны, простите лётчиков. В бою они не помнят вас».

Дав полный газ, Лев ринулся вверх, в облака. Снова заработал «паникёр». Лев знал, что радиолокационный прицел «сейбра» позволяет поражать цель без визуального контакта, и всё-таки облака казались спасительными.

Потом выяснилось, что одна пара «сейбров» атаковала Берелидзе, а другая преследовала Колесникова, повторившего манёвр ведущего. «Не описанная в инструкции фигура пилотажа – “хочу жить”. В теле – ртуть. В глазах – ночь. В сознании – провал», – так Лев описывал состояние лётчика, по которому прицельно ведут огонь из шести крупнокалиберных пулемётов сразу.

По крыльям «мига» стучали пули, к звуку двигателя прибавился какой-то странный скрип. Во рту пересохло, лицо пылало. Самолёт Колесникова, выскочивший за облака, терял скорость. Один из американцев, тоже пробившийся к солнцу, проскочил вперёд. Оказавшись позади противника, Колесников моментально дал очередь из пушек и понял, что попал. Но тут по его «мигу» снова забарабанили пули, одна из них порвала шлемофон и оцарапала голову. Откуда-то появилось пламя. Колесников попытался отгородиться от него креном и снова увидел «сейбры» – сколько же их здесь! Из отверстий для обдува остекления нестерпимо тянуло жаром и дымом. «Миг», принимая пули, не слушался рулей и валился вниз, в облака. Стало ясно: нужно прыгать.

Берелидзе, маневрируя на восходящей спирали, не мог видеть ведомого, но запрашивал по радио: «Как дела?» На первый запрос Колесников ответил: «Хорошо, иду в облаках, противник бьёт, сволочь, искры летят по плоскостям». Через несколько секунд на тот же вопрос последовал ответ, говорящий о самообладании Колесникова: «Всё хорошо, временно расстаёмся, связь заканчиваю». Не рискнул прямо сказать, что прыгает: вдруг американцы поймут и