Постулат о литературной достоверности, Literary credibility, впервые выдвинул уже упомянутый профессор Толкин. Слова «литературная достоверность» каждый писатель обязан выбить на мраморной плите золотыми буквами и вывесить таковую плиту над своим рабочим местом так, чтобы она постоянно бросалась в глаза (это не касается авторов дамских романов, плохих детективов в мягких обложках и дешевого fantasy «про эльфов»).

Во всех остальных случаях достоверность необходима категорически, иначе, во-первых, автор будет выглядеть смешно в глазах людей, знакомых с тематикой, а во-вторых, обманет (возможно, ненамеренно) читателя, не разбирающегося в тонкостях описываемых материй – будь то посуда, какой пользовались египтяне эпохи Клеопатры, или конструкция атомного реактора 1956 года производства.

Не знаешь, как выглядели эти предметы или устройства, – найди нужную книжку или залезь в Интернет, в наш информационный век любые сведения доступны. Кроме того, достоверность повышает самоуважение – я описал вещь правильно…

Хорошо, с материальной составляющей связанного с историей романа мы худо-бедно разобрались. Музеев и археологических справочников без числа, исследовательских книг еще больше, про Интернет мы скромно умолчим. Но ведь героями литературного произведения являются не плошки, мечи, сапоги или подковы!

Оставим общение между валяющимися на столе монетой и кинжалом матерущим постмодернистам и вернемся в реальность: мыслят, действуют и разговаривают люди. Они же управляют предметами и используют их в своих целях.

Но если «древний славянин», полностью снаряженный так, как ему и положено, носящий правильную обувь, правильную рубаху и пьющий правильное пиво из правильного кувшина, начинает выражаться и действовать, как гопник в красной шапке из Южного Бутово, опять начинаются презрительные смешки.

Сами подумайте, для варвара V века слова «пацан» или «в натуре» подходят так же, как «экзистенциальный» или «трансцендентный» к вышеозначенному гопнику и его традиционному лексическому уровню.

И уж точно варвар не станет вести себя как современный человек в тех или иных обстоятельствах. Например, «дать по морде» что у германцев, что у славян считалось немыслимым – человеческое лицо неприкосновенно; ударив, плюнув (или даже прикоснувшись без разрешения к бороде!) в лицо, ты нанес оскорбление, которое смывается только кровью и смертью обидчика!

Встает серьезнейшая и почти неразрешимая проблема: писателю надо хоть приблизительно понять, как думали люди прошлого. Что считали обидным, вызывающим или наоборот, приятным и учтивым.

Как ни странно, но судя по всем дошедшим до нас источникам, «грубые и жестокие» варвары являлись людьми с весьма тонкой душевной организацией. Нет-нет, никакого гламура, никакой жеманности – и славянин, и германец действительно были и грубыми, и жестокими. В нашем понимании.

А вот мы с точки зрения предков выглядели бы сущими скотами: невнимательными, эгоистичными, сквернословными, не чтящими традиции, забывающими родственников, злыми к родителям, не умеющими гордиться семьей и родом, жадными, сребролюбивыми и даже нечистоплотными – тогда почиталась не телесная «нечистота», а чистота мысли, чистота разума, чистота устремлений.

Убийство врага в эту систему ценностей тоже входило и было делом совершенно естественным и обязательным…

Вандал или словен со вшами в бороде куда чище и добрее дважды в день принимающего душ московского офисного работника, забывшего изнывающую в нищете мать где-нибудь в Коврове или брошенного сына прижитого «по глупости и молодости». За мать и за сына, германский, славянский или любой иной варвар кого угодно разорвет в клочки и будет прав – по их варварским законам и с точки зрения человеческой.

Хорошо, скажете вы, но как реконструировать психологию людей древности? Это же невозможно, цивилизация изменилась, «ценности» стали другими, мы не можем думать так, как думали они!

Ничего подобного. Реконструкция возможна, пускай и не будет полностью достоверной.

Почему? Очень просто! Надо только знать пути.

Чтобы понять менталитет и образ жизни предков, достаточно взглянуть на их законодательство, а также систему ограничений, запретов и наказаний – зная, что «нельзя» и как за это «нельзя» карают, мы составим приблизительное представление о повседневной жизни и нравах того или иного народа. «Правды» и уложения древних германцев сохранились – например, лангобардские «Законы короля Ротари» или судебник везиготов времен рикса Эйриха.

К величайшему сожалению, дохристианских письменных источников славян не сохранилось. То есть совсем не сохранилось. Никаких. Вообще!

«Велесова книга» и прочие подобные подделки пользуются ажиотажным спросом у оголтелых неоязычников, но всерьез их воспринимать невозможно. Зато предостаточно источников родственных – древнегерманских и древнескандинавских, вполне аутентичных, а главное, родственных: варварская «правда» готов не может быть кардинально противоположной уложениям любого крупного славянского племени, все-таки люди не чужие, да и скандинавы (готская ветвь) нам прямые родичи – надеюсь, ни у кого не возникнет желания отрицать теснейшие связи между Скандинавией и Русью и происхождение Рюрика (Хререка) или Олега (Хельги) из рода Скёльдунгов-данов?

(Одно время было новомодное постперестроечное поветрие – мол, Рюрик вышел из чудом сохранившихся вальхов-кельтов, обитавших где-то неподалеку, но где Русь, а где ближайшие кельты? В Британии-Ирландии? Смешно, но не более того…)

Весьма уважаемый мною писатель Стивен Кинг однажды сказал: «Литературные произведения – это находки, вроде окаменелостей в земле. Рассказы и романы – это не сувенирные футболки или деревянные футболисты. Это реликты, остатки неоткрытого, ранее существовавшего мира. Дело писателя – с помощью инструментов из своего ящика достать их из земли, повредив как можно меньше. Иногда окаменелость маленькая, просто ракушка. Иногда огромная, тиранозавр-рекс со всеми своими гигантскими ребрами и оскаленными зубами. В любом случае – короткий это рассказ или тысячестраничный роман – техника раскопок по сути одна и та же».

Полностью согласен с Кингом: литература подобна археологии, и не владея соответствующим инструментарием автор способен фатально повредить «окаменелость». Рассыпавшуюся в пыль ракушку в музее не выставишь и коллекционеру не продашь, то же самое и с художественным произведением.

Есть только два пути. Первый наиболее прост и незатратен – «напишу так, как я вижу, основываясь на имеющемся запасе знаний». Отсюда и появляются арбалеты в руках древних славян, стремена у кавалерии Юлия Цезаря или танки «Тигр», весело раскатывающие по Украине летом 1941 года.

Автор, пошедший по «незатратному» пути, моментально получит заслуженное – читатели такой роман обфыркают, а критики и рецензенты выскажутся кратко – учи матчасть!

Писатель в таких случаях смертно обижается – почему они обращают внимание на мелочи? Какая разница, были тогда арбалеты или не было их? Роман ведь не про арбалеты!