Затем, подняв глаза к Небу, она прибавила:

— Бог позаботится обо всем.

Я посмотрел на Эдмею с бесконечной нежностью.

— Мой друг Макс, — произнесла она, — я люблю тебя и говорю это от всего сердца, не испытывая угрызений совести.

Я сжал возлюбленную в объятиях и потянулся к ее губам, поспешившим мне навстречу. Я хотел увести Эдмею в свою комнату, но она воспротивилась и сказала:

— Нет, Макс, отныне я твоя, но позволь отдаться тебе, когда я пожелаю, любимый.

— Эдмея, Эдмея! — воскликнул я.

— Только не в доме этого человека, после такого бурного вечера, когда графу плохо, а кругом посторонние люди! Наша любовь, Макс, необычна из-за странного положения, в котором я оказалась, видимо по воле Бога, пожелавшего, чтобы я принадлежала лишь избраннику своего сердца. Я отдамся тебе позже не потому, чтобы мы ни в чем не могли себя упрекнуть, — нет, я повторяю, что вольна распоряжаться собой, а потому, что тогда уже ничто не будет омрачать наши отношения. Возвращайся к себе, друг, и оставь меня наедине с моей любовью. Мы встретимся завтра, как условились, в семь часов в церкви Нотр-Дам-де-ла-Кутюр, где я еще раз дам клятву принадлежать тебе, а ты пообещаешь мне то, о чем я тебя просила сегодня вечером. До свидания, мой любимый Макс; ты унесешь меня в своем сердце, а я сохраню тебя в своем, и мы не расстанемся.

Эдмея снова прижалась губами к моим губам и стала осторожно подталкивать меня к двери.

Я вернулся в свою комнату, чувствуя себя на верху блаженства. Эта женщина восхитительно умела убеждать: с ее уст слетали не обычные слова, а лился пьянящий нектар. Казалось, от Эдмеи исходит нездешний свет; она напоминала по своей сути одного из ангелов-хранителей с завязанными глазами, посланных на землю Всевышним и озаряющих свой путь внутренним огнем.

О друг мой! До чего приятно слепо идти за любимой женщиной и, отказавшись от собственной воли, повиноваться ей во всем, доверив свою мужскую силу ее чутью и слабости!

Ночь с четвертого на пятое сентября стала одной из самых счастливых в моей жизни.

Я не знаю, спал ли я или бодрствовал, видел ли Эдмею в своих объятиях во сне или грезил о ней наяву — так или иначе я ни на миг не забывал о своей возлюбленной.

Незадолго до семи часов я оделся и вышел из дома. Эдмея сказала: «Мы увидимся в церкви» — именно туда я направился. Кругом было тихо; в доме все спали, и не было слышно ни единого звука.

Проходя мимо конюшен, я попросил конюха разбудить Жоржа и передать ему мое распоряжение заложить экипаж и ждать меня возле дома Грасьена.

Затем я покинул усадьбу.

После того, что произошло ночью, я не мог больше встречаться с графом, а пожать ему руку тем более было для меня немыслимо. Даже если он ничего не помнил, как сказала Эдмея, мог ли я об этом забыть?

Не прошло и пяти минут, как я добрался до церкви; дверь была открыта, и я вошел. Я был уверен, что пришел первым, и очень удивился, увидев Эдмею, стоящую на коленях перед престолом Богоматери.

Я хотел преклонить колени в нескольких шагах от графини, но она обернулась и сказала:

— Подойдите ближе.

Я придвинул к ней свою скамеечку.

— Вы уже давно здесь? — спросил я.

— Я пришла сюда на рассвете, — отвечала она, — мне надо было поговорить с Богом наедине ради собственного спокойствия.

— Вам это удалось?

— Да. Теперь мне легче; моя душа спокойна, и совесть чиста. Я клянусь, Макс, что буду принадлежать вам и здесь, и в мире ином; пообещайте тоже… Не знаю, почему я настаиваю, но некая сила принуждает меня к этому помимо моей воли. Обещайте же, что, если я умру и не смогу прислать вам свои волосы, вы спуститесь в склеп, чтобы отрезать их, и сохраните до тех пор, пока вас не положат туда же рядом со мной.

— О, — воскликнул я, — обещаю вам это от всей души!

— Вот ключ, — продолжала Эдмея, — отныне он будет принадлежать и мне и вам.

Встав со скамеечки, на которой она стояла преклонив колени, графиня попросила:

— Проводите меня до дверей — там мы расстанемся.

— Но ненадолго?! — вскричал я.

— Нет, я обещаю; поверьте, Макс, я тоже хочу вас увидеть как можно скорее. Возвращайтесь в Рёйи и ждите от меня письма.

Мы направились к выходу из церкви и по дороге зачерпнули из той же самой кропильницы святой воды, одновременно перекрестившись.

Когда мы подошли к двери, Эдмея сказала:

— До скорой встречи!

— Да будет так! — ответил я.

Она удалилась в сторону усадьбы, а я спустился к дому Грасьена.

Попросив у молодого столяра перо и бумагу, я написал своему нотариусу:

«Дорогой господин Лубон!

Вы можете договориться с графом о покупке дома и поместья в Берне за семьсот тысяч франков и выдать ему триста тысяч наличными. Если Вы не сможете собрать такую сумму, обратитесь к Альфреду де Сеноншу.

Макс де Вилье.

Берне, 5 сентября».

Я сам отнес письмо на почту и в тот же день, около одиннадцати часов, вернулся в Эврё.

— Я держу пари, что ты купил поместье в Берне? — спросил Альфред.

— Держи пари, и ты выиграешь, — ответил я с улыбкой.

— Значит, тебе потребуется мой кошелек?

— Возможно. Господин Лубон, вероятно, напишет тебе по этому поводу.

— А что сейчас?

— Сейчас, друг мой, я самый счастливый человек на свете.

— Значит, можно чувствовать себя счастливым, не будучи префектом? — спросил Альфред. — Честное слово, мне трудно в это поверить!

Пять дней спустя, 9 сентября, я получил от своего нотариуса г-на Лубона письмо, в котором он извещал меня, что оформление покупки поместья в Берне закончено и ему удалось найти для г-на де Шамбле двести тысяч франков наличными, не прибегая к чьей-либо помощи.

Что касается остальной суммы, нотариус оставил ее у себя, как это было решено, чтобы законным путем освободить имение от закладной.

Еще через день я получил от Эдмеи следующее письмо:

«Господин де Шамбле уезжает сегодня вечером в Хомбург. Завтра, в пять часов пополудни, я буду в Жювиньи.

Твоя Эдмея».

Моя возлюбленная сдержала слово, первой сделав шаг мне навстречу.

Как видите, Эдмея не просила меня принять меры предосторожности — возможно, она считала, что вправе распоряжаться собой, заплатив за свою свободу семьсот тысяч франков.

Однако я все же счел уместным действовать осмотрительно и решил отправиться в Жювиньи верхом, в одиночестве, причем ехать ночью, чтобы прибыть туда до рассвета.