На следующий день он не утерпел, заехал на часок-другой в свой Преображенский полк. С женой Санькой и заехал, с которой даже на короткое время расставаться и разлучаться не хотел…

— Александр Данилович, радость-то какая! — искренне обрадовался приезду полковника Фёдор Голицын, вскакивая с полкового барабана, сидя на котором, он наблюдал за мушкетными стрельбами. — О, Александра Ивановна, наш ангел-хранитель! Позвольте ручку поцеловать! Прибыло вчера от батюшки вашего, Ивана Артемича, две телеги с мылом. Благодарны премного…

— Это мы с отцом на паях открыли фабрику мыловарную, — объяснила Санька. — Ты же мне денег много оставил, с избытком. Вот и поставили фабричонку в слободе Долгопрудной. Для полка Преображенского мыло отпускается почти бесплатно, со скидкой половинной…

Провели пробные стрельбы — новыми гранатами, начинёнными хитрым зажигательным составом.

— Это полковник Брюс прислал с оказией два бочонка со смесью и инструкцию подробную: как гранаты той смесью правильно начинять, — пояснил Голицын.

— А где сейчас сам Яков? Когда вернуться собирается? — спросил Егор.

— Отписал, что месяца через два-три. Мол, не всё ещё нужное — по части химической — успел прикупить в Европах…

Испытуемые гранаты взрывались только через раз, но пламя поднималось высоко и пылало жарко.

— Очевидно, Брюс смешал порох, белый фосфор и порошок серы самородной, — предположил Егор. — А вот корпус гранатный, брат Фёдор, толстоват! Дай команду, чтобы растачивали больше, усердней…

В четверг он прибыл в Преображенский дворец, как и было велено — незадолго до начала обычного завтрака, положенного этикетом. Вылез из кареты, приобретённой Санькой во время его отъезда в Европу у кукуйских умельцев, не торопясь, прошёлся по изумрудной лужайке, вошёл в просторную беседку, отведённую в жаркое летнее время для приёма трапезы.

В беседке, за длинным нешироким столом, уже сервированным (европейской посудой) для предстоящего завтрака, сидели Лефорт и князь-кесарь Ромодановский, беседовали о чём-то негромко и заинтересованно. Причём Фёдора Юрьевича было сразу и не узнать: в иноземных бархатах и кружевах, в парике цвета воронового крыла, с бритым подбородком. Только усы оставил князь — по-татарски, крутой длинной подковой.

«Странное сочетание — европейский костюм и усы татарские!» — усмехнулся про себя Егор, но вслух говорить ничего такого не стал, поздоровался вежливо и уважительно.

— И тебе, царёв охранитель, полковник, здравствовать! — прогудел густым басом Ромодановский. — Вот, видишь, строго блюду Указ государев: бороду выбрил, одёжку иноземную прикупил. Что, наверное, смешно смотрюсь? Ладно врать тебе… Я и сам ведаю, что смешно! Ничего, привыкну, раз так надобно — для дела! — неожиданно усмехнулся. — Это ты ещё остальных не видел! После обеда съедутся бояре — Думу сидеть, вот тогда, ужо, обхохочешься! До колик сильнейших, желудочных… Да, вот вино венгерское — славное, просто отличное! Откушай, не пожалеешь…

Егор налил из высокой бутылки полный бокал вина, выпил до половины, поставил на стол, похвалил:

— Неплохое вино, Токайское, черносмородиновое! — после чего спросил: — А где же Пётр Алексеевич? Неужто проспать изволили?

— Жди, как же — проспит такой! — глухо рассмеялся князь Фёдор. — С самого утра уже на ногах! С сыном общается, нарадоваться не может…

— Да занятный мальчик — царевич Алексей! — подтвердил Лефорт. — Так изменился за эти полтора года! Выглядит гораздо старше своих восьми годков. Метко стреляет из пистолетов и ружей. Неплохо говорит на языках немецком и аглицком. Книги читает усердно — по Истории военной. Знает по именам всех героев и полководцев древних…

— А где они, государь с сыном?

— Вона, возле того пруда! — радостно махнул Ромодановский рукой. — Пускают модели корабельные. Три маленьких фрегата смастерил Картен Бранд, а четвёртую модель — брига парусного, сам царевич… Уже полтора часа там бултыхаются, пуская суда по ветру. Всё бегают с одного конца пруда на другой! И кому из них двоих это занятие нравится больше — ещё и неизвестно… А вон, на разных сторонах пруда, и твои люди, Данилыч: Волков Василий, Алёшка Бровкин, ещё три охранника… Бдят! К Волкову-то я заезжал в этом году не один раз, в казарму, что располагается сразу за Преображенским дворцом. Человек пятьдесят под его началом: бегают, прыгают, кулаками и ногами доски разбивают, кирпичи. Стреляют из луков, ножи метают метко… Красота!

Лефорт, до этого широко и одобрительно улыбавшийся, неожиданно озабоченно нахмурился и предложил:

— Господа мои, может, поговорим серьёзно? Пока нам никто не мешает? Дел-то намечается — клубок змеиный… Правда ведь, князь-кесарь?

— Верно, верно! — в свою очередь помрачнел Ромодановский, и на его лбу прорезалась глубокая вертикальная морщина. — Последние три месяца — до вашего возвращения — тут такое началось… Мрак полный!

— Расскажи про то, Фёдор Юрьевич! — подобравшись, попросил Егор. — Подробно расскажи, без недомолвок!

— Какие перед вами недомолвки? Слушайте, соратники! Ещё в марте месяце скончался «тройник» государев. Отравили? Вряд ли, просто — от пьянства чрезмерного. Хотя, всё может быть… Беднягу похоронили втайне, да слухи пошли гулять разные по Москве. А тут ещё и из Европы новость долетела нехорошая, мол: «Пётр Михайлов, волонтёр Великого Посольства, скончался где-то во Франции»… Послы иноземные стали задавать вопросы разные, неприятные вовсе. Бояре наши толстозадые по углам зашептались радостно… Даже я заволновался непритворно! Но тут — очень кстати — почта пришла из города Амстердама, где рукой Петра Алексеевича описан был тайными симпатическими чернилами ваш путь истинный, через море Балтийское, озеро Ладожское и Волхов-реку. Я тут же всех поставил на места их: на заморских послов наорал немного, матерно, кое-кого из бояр смутившихся заковал в железо да и отправил в темницу. Дело-то привычное… А вот несколько дней назад всем стало известно, что царь в Новгороде уже, следует к Москве. Вот тут-то иноземные послы снова ожили, кругами широкими заходили вокруг меня. Спрашиваете, что им надобно? Да всем — по-разному… Турки замириться хотят с Россией. На время только, понятное дело, чтобы им сподручней было с венцами и венецианцами разговаривать. За турками стоят датчане, норвежцы и бранденбурцы: эти хотят, чтобы мы, помирившись с Османской Империи, навались со всей мощью русской на короля шведского Карла. Шведы тоже не дремлют: предлагают заключить мирный договор — на тридцать лет, более того, обещают помочь и в войне с Турцией. Естественно, когда сами разделаются с поляками… А Польша — вообще отдельное блюдо, хитрое! Знаете уже, что курфюрст саксонский Август стал одновременно и королём польским? Вот то-то же! Теперь полякам выгодно, чтобы русские воевали и со шведами, и с турками… А ещё ведь есть Франция с Англией! И все они, мерзавцы, — Ромодановский возмущённо воздел руки к небу, — все до одного деньги предлагают немаленькие! Что делать? Голова пухнет и идёт кругом…

Лефорт печально улыбнулся, потом лукаво прищурился: