Фиц-Осберн даже рот открыл от удивления, Рауль внимательно смотрел на герцога, который, в свою очередь, бросил мимолётный взгляд из-под бровей на своего шута.

На мгновение воцарилась тишина. Герцог отвёл свой тяжёлый взгляд от лица Галета.

— Пусть так, — неторопливо произнёс он и наклонил голову, чтобы снова понюхать розу.

Они ехали на север по направлению к Сен-Лo, вдоль Вира, через дикие леса Котантена. Здесь их встретили посланцы из Руана, которые везли письма для герцога. Он быстро прочитал их, и лишь одно надолго привлекло его внимание — это было письмо из Англии. Затем он передал его ярлу Гарольду, сказав: «Мне кажется, вас это тоже касается». Пока ярл читал, герцог занялся распечатыванием различных посланий и ни разу не поднял глаз, чтобы посмотреть, какова будет реакция Гарольда на известия, излагавшиеся в этом коротком письме.

Но выражение лица Гарольда не выдавало его. Он неторопливо читал, глаза его были задумчивы и сосредоточенны. Письмо гласило, что здоровье короля ухудшается, он стал меньше охотиться, больше времени проводить в молитвах и размышлениях. Он сильно разгневан каменщиками, возводящими на острове Торней неподалёку от Лондона аббатство в честь святого Петра. Оно должно стать усыпальницей короля, и он почему-то решил, что каменщики не успеют закончить свою работу до его смерти.

Далее в послании говорилось о том, что на севере страны, там, где правил Тостиг, возникли серьёзные проблемы. Ярл Гарольд аккуратно сложил письмо и вернул его Вильгельму. Герцог писал ответ в Руан. Его перо уверенно двигалось по бумаге, оставляя после себя характерный след: чёткие округлые буквы.

Не поднимая глаз, он сказал:

— У меня бы не хватило терпения на такого непокорного человека, как ваш братец.

— У меня тоже, — мрачно ответил ярл.

Вильгельм ещё некоторое время молча продолжал писать. Закончив лист, он посыпал на него песок, чтобы просушить чернила, а потом, стряхнув песок на землю, отложил лист в сторону и снова опустил перо в чернильницу.

— Я думаю, — медленно, сводя с ума ярла Гарольда, проговорил он. — Я думаю, пришло время вам отправляться в Англию, дорогой ярл.

Гарольд почувствовал непреодолимое желание встать и походить по комнате. Он подавил его и заставил себя сидеть, глаза его неотрывно следили за Вильгельмом.

— Да, время пришло, и даже более того, — сказал Вильгельм таким тоном, будто долго подбирал слова.

Гарольд видел, как герцог дописал одну, потом другую, третью строку. Тут он заметил, что его пальцы отбивают дробь по резным ручкам кресла, и, чтобы остановить дрожь, сильно вцепился в твёрдое дерево. Он хотел, чтобы герцог заговорил, но Вильгельм продолжал писать. Ярл одну за другой обдумывал и отбрасывал фразы, но в конце концов решился и резко сказал:

— Давайте говорить начистоту, герцог Вильгельм. Чего вы от меня хотите?

Герцог поднял глаза и отложил в сторону перо. Отодвинув от себя бумаги, он положил обе руки на стол и сказал:

— Ярл Гарольд, много лет назад, когда я был ещё неопытным юнцом и всё ещё находился под опекой моих воспитателей, король Эдуард гостил у меня при дворе и стал моим другом. В те дни он пообещал мне, что если он станет королём Англии и у него не будет детей, то я унаследую его корону, — он замолчал и подождал немного, но ярл не произнёс ни слова. Гарольд откинулся на спинку кресла. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме спокойного интереса. Герцог оглядел его с некоторым одобрением. — Четырнадцать лет назад, — продолжал он, — когда я ездил в Англию с визитом к королю Эдуарду, он подтвердил своё обещание и отдал мне в залог Улнофа, Хакона и Эдгара, сына Адвульфа. Это, я думаю, вам известно?

— Я слышал об этом, — спокойно ответил Гарольд.

— Король стар, — сказал Вильгельм, — а я не единственный претендент на его корону.

Веки ярла Гарольда вздрогнули, но он промолчал.

— Есть Эдгар, сын Ателинга, — после мимолётной паузы продолжил Вильгельм. — Я уверен, что многие захотят сделать его королём.

— Вполне возможно, — ответил Гарольд. Он повернул руку так, чтобы солнце осветило его рубиновое кольцо, и начал изучать его сквозь слегка приоткрытые ресницы.

— Мне нужен человек, который смог бы защищать мои интересы в Англии до того момента, как король Эдуард отправится к праотцам, и после того.

— И вы хотите, чтобы этим человеком был я, — стальные нотки зазвучали в голосе ярла.

— Да, вы, — согласился Вильгельм, — связанный клятвой отстаивать мои права.

Ярл улыбнулся. Он отвёл взгляд от кольца и увидел, что Вильгельм пристально смотрит на него. Гарольд не отвёл взгляд. И в тишине, нарушаемой лишь сладкой песнью жаворонка, потерявшегося где-то в необъятной голубизне неба, их глаза вступили в напряжённый поединок, продолжавшийся несколько минут. За то время, что два соперника смотрели друг на друга, вполне можно было бы успеть досчитать до пятидесяти.

— И для этого вы меня здесь держите, — в конце концов сказал ярл. В его голосе не было ни удивления, ни злости.

— Да, для этого, — ответил Вильгельм. — Честно говоря, ярл Гарольд, если бы на вашем месте был кто-нибудь другой, я бы не стал тратить на него столько времени и сил. Поверьте мне, из всех людей, кого я встречал за свою жизнь, вы единственный, кого я уважаю.

— Мне оказана великая честь, — с иронией в голосе проговорил Гарольд.

— Вполне может быть, — слегка улыбаясь, ответил Вильгельм. Он следил за тем, как одна за другой просачивались вниз песчинки в песочных часах, и, когда последняя достигла своей цели, перевернул часы, и песчаный дождь времени возобновился.

— Какую же взятку вы мне предлагаете, милорд герцог? — спросил Гарольд.

Губы герцога скривились в презрительной усмешке.

— Ярл Гарольд, вы можете называть меня как угодно, но, прошу, не надо считать меня дураком. Я берегу взятки для мелких людей.

Гарольд слегка поклонился:

— Благодарю вас. Я скажу по-другому: какая награда ожидает сына Годвина?

Секунду Вильгельм изучающе смотрел на него.

— Гарольд, если вы решите стать моим представителем в Англии, я отдам вам в жёны мою дочь Аделину и обязуюсь сохранить за вами все ваши нынешние владения.

Если ярлу и показалось смешным предложение взять в жёны девочку, которая на несколько лет младше его детей от первого брака, то не подал виду.

— Что же, это благородно! — пробормотал он и снова стал изучать своё кольцо. — А что, если я откажусь?

Герцог уже хорошо знал Гарольда и потому ответил:

— Говоря прямо, сын Годвина, если вы откажетесь, я не позволю вам уехать из Нормандии.

— Я понял, — сказал Гарольд. Он мог бы добавить, что ему всё было ясно уже в течение нескольких месяцев и что он уже давно взвесил все шансы за и против побега и продумал ответ на предложение герцога. Теперь в его глазах не было ни тени улыбки; его губы сжались. Он глубоко вздохнул, так, будто бы после тяжёлой внутренней борьбы он наконец пришёл к решению и оно стоило ему немалого, но его голос, такой же спокойный и приятный, как обычно, не выдавал ничего подобного.