Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький Дзэн. Но человек чувствует свою слабость и оттого верит в высшие силы?
Профессор Оук. И это вовсе не плохо. Но вот, ЭмДзэ, человек. Он условно, для галочки верит в бога, причисляя себя, например, к христианству. Люди совершают обряды, относящиеся к определённой религии, например, крестят детей, венчаются, отмечают Пасху и Рождество. Но при этом они не знают ни одной молитвы. Они не посещают церковь, не исповедуются. Каждый день они нарушают заповеди – один из самых важных пунктов в их религии (для чего, собственно, и существует вся религия), а иногда даже совершают смертные грехи. Но при этом они всё равно смиренно крестят детей, венчаются, отмечают Пасху и Рождество. Осталась только форма, как скорлупа от страусиного яйца: гладкая и молочно-белая, а внутри огромная брешь, пустота, глухое пространство. Бессмысленное и удушающее. Люди исполняют обряды религии, вере которой они не следуют. Зачем? Чтобы наделить свою жизнь смыслом? Собрать крохи традиций, которым следовали предки, чтобы как-то удержать в руках определение «цивилизованного общества»? Запомни, Маленький Дзэн, люди не смогут наделить свою жизнь смыслом, потому что она лишена его априори. Лишена она взрослыми, которые воспитывают детей. А потом и их дети будут лишать смысла свою жизнь.
Вот, ЭмДзэ, люди. Среди них по многим пунктам есть большинство, а есть меньшинство. Друг мой, человеческая психика устроена так, что обычно большинство постепенно воспринимается людьми как норма. Ну, как тебе объяснить? Вот, например, 80 % населения планеты любит шоколадные конфеты. Но ведь оттого, что их любит и потребляет большинство, они не становятся полезными, не так ли? Но люди, взрослые люди с высоким уровнем интеллекта этого не понимают. Им невдомёк, что ежели что-то делает большинство, то это что-то не становится автоматически нормальным только потому, что это что-то делает большинство. Маленькие взрослые люди…
Однажды в аэропорту Кеннеди, США, проходил опрос на тему: «Что для вас самое отвратительное в жизни?» Люди давали самые разные, но ожидаемые ответы. Кто-то ненавидел войну, кто-то болезни, кто-то голод. Случайно в это время в аэропорту оказался буддийский монах. Журналист подошёл к нему с тем же вопросом. А монах ответил ему вопросом на вопрос:
– Кто вы?
– Я тележурналист.
– Это ваша профессия, а кто вы?
– Я американец.
– Это ваша национальность, но кто вы?
– Человек!
– Это биологический вид, но кто есть вы?
Журналист был смущён, потому что не знал, что ему ответить.
– Самое отвратительное в жизни – не знать, кто ты есть, – ответил монах.
Глава 22. Прощай, Маленький Дзэн
«Узнал, что жители целой планеты могут жить в мире. Как вам известно, я – с той планеты, где с незапамятных времён идёт бессмысленная бойня. Я сам видел тела школьниц, сожженных заживо в водонапорной башне моими же соотечественниками, которые в то время гордились своей борьбой с воплощением зла. И это была чистая правда».
Профессор Оук и Маленький Дзэн сидели на подоконнике, свесив ноги в сторону открывавшегося мира. Всё-таки Маленький Дзэн ворвался в жизнь госпожи Оук весенним тёплым вечером. Теперь уже светало. Профессор Оук молчала, а Маленький Дзэн смотрел на неё с жалостью. Но она не видела этого, потому что она не могла увидеть Маленького Дзэна.
– Вот видишь, Маленький Дзэн, – произнесла профессор Оук. – Твои Оламоэми – это больше не Оламоэми. Больше не «Большая Надежда». Это просто люди. Посмотри на них, – профессор Оук указала пальцем вниз. – Какие они маленькие, несчастные, забитые, забытые, одинокие, безрассудные…
Маленький Дзэн, обняв одним своим перепончатым крылом госпожу Оук, поглядел ещё раз на людей, которые больше не были «Большой Надеждой». В предрассветный час их было ещё очень мало, потому что, как и в незапамятные времена, люди вели дневной образ жизни. Но и до этого он уже насмотрелся на людей. Он ещё раз поглядел на профессора Оук. Та закрыла глаза и просто дышала.
– Я поняла, для чего ты пришёл, Маленький Дзэн. Чтобы я всё это осознала. Потому что до тебя я не задумывалась об этом. Может ли быть так, Маленький Дзэн, – начала профессор, – что если твой народ вернётся на Землю и рассядется на плечи людям, к нам вернётся наша природа, наше здравомыслие?.. Наша душа… Свет внутри нас, ребёнок, которого мы все убиваем друг в друге. Тот самый Маленький Дзэн, которого однажды убил один из нас, и все Маленькие Дзэны покинули людей. Может ли быть такое?
– Я не знаю, – ответил Маленький Дзэн. – Я всего лишь посредник между двумя мирами.
– Но тебе же открыты тайны мироздания, ты же умеешь летать. Ты умеешь видеть. Ты зряч, в отличие от всех нас.
– Оламоэми больше не «Большая Надежда». Если мы усядемся им на плечи, кто знает, не пойдут ли люди на нас войною? Не станут ли нас истреблять? Не поместят ли нас в клетки и не начнут ли ставить над нами опыты? Кто знает?
Профессор Оук опустила голову ещё ниже и зажмурилась. Она понимала, что Маленький Дзэн говорит правду.
– Маленький Дзэн, – произнесла она. – Ты наверняка крошка, раз можешь сидеть на плече человека, но ты один стоишь тысяч, миллионов, миллиардов человеческих существ. Взойдёт солнце, и ты улетишь к своему несчастному народу, который так и не нашёл себе пристанища. И ты расскажешь ему об ужасах Земли, о её смерти. А лучше скажи, что Оламоэми больше нет. Ведь в какой-то степени это будет правда.
Маленький Дзэн ещё раз посмотрел на профессора Оук. Сейчас она была такой же, как тогда, когда он прилетел к ней. Она была грустной и опустошённой. И он ощущал в этот момент боль всей планеты, отчаяние, страх и горе. И тогда он произнёс:
– Я не вернусь к своему народу.
Профессор Оук в недоумении открыла глаза и спросила громко:
– Почему? Ведь ты нужен им!
– Я нужен здесь, – произнёс Маленький Дзэн.
– Но ты один ничего не сможешь изменить! – запротестовала госпожа Оук.
Солнце встало. И тогда Маленький Дзэн, зашуршав своими крыльями, поднялся в воздух. Профессор Оук увидела сияние, похожее на свет яркой звезды. Но она могла смотреть на это сияние, не боясь ослепнуть. И в этом сиянии она рассмотрела существо. Оно было странное и непохожее на всё, что знала профессор. Это было существо, покрытое мехом, с большими ушами и кошачьей мордой.
