на Кьясну на боевом имперском крейсере, то планировали шаромыжиться по кораблю, пугать моих людей, пить спиртное и развлекать себя впечатлениями перед тяжёлой опасной работой. Полёт был для них стрессом, и бонусом они решили получить развлечение.

— Я думаю, это тот случай, когда установленные правила только мешают качественному выполнению услуг по перевозке! — рявкнул второй истник, Укко Сстерос-Марк. — Я не нанимался болтаться здесь, как бревно! — Гнев нафабрил его усы и трансформировал их обладателя из лысой лошади в моржа.

В зале зашумели и заголосили. Всем хотелось заявить о самостоятельности, но наплыв эмоций только подтвердил мои опасения о том, что любая нештатная ситуация превратит это научное сборище в неуправляемое стадо ослов.

Нужно было как-то обуздать медбратию, но без скандалов и травм. Как?

Я огляделся по сторонам. Плохо было то, что ни я, ни присутствующие не были специально обучены для поединков воли. Медики давили на меня как придётся, и точно так же мне приходилось сопротивляться этим атакам.

А среди общей массы кретинов бултыхались два признанных истника, пока весело наблюдающие за энергетикой процесса, но тоже не настроенные принимать меня всерьёз, а уж тем более помогать.

Я же не имел сейчас права даже на подобие ЧП. Мало того, что имперское судно будет перевозить медицинскую элиту Содружества, что само по себе путешествие по лезвию, но ещё и место действия — Кьясна. Планета, конфликт в атмосфере которой, чуть не стал началом войны.

Война здесь могла вспыхнуть ещё сорок пять лет назад. Но мы сжали зубы. И эти сорок пять лет как-то прошли, чтобы в отголосках аукнуться сейчас.

Я обязан доставить всех живыми и невредимыми, чтобы энергетически закрыть эту блуждающую дыру. Чтобы между нашими мирами больше не маячил Эскгам. Чтобы военная провокация сгладилась в памяти людей до недоразумения.

— Господа, — начал я тихо, зная, что автомат сам сообразит, до какой степени усилить голос. — Вы понимаете, что прежде всего я на службе? Я дал обещание эрцогу Локьё доставить вас в целости и сохранности. Мы находимся в состоянии перемирия, и любая случайность с вашим здоровьем может обойтись нашим мирам крайне дорого…

Похоже, я что-то не то сказал. Потому что отреагировали на мою фразу с точностью до наоборот.

Гул недовольства усилился, пропорционально ему возросло и давление на меня.

Медиков возмутило моё недоверие к их талантам попадать в неприятности?

Я оглянулся на истников. Академик Ишер «поймал мой взгляд», расплылся в улыбке, слился чувственно с общемедицинским волевым посылом и развернул его передо мною единым фронтом.

Я только и успел подумать: «Сволочь…» Но сказать ничего не смог, потому что из дыхания он меня выбил напрочь.

Перед моими глазами раскручивалась воронка непроглядной черноты. Я мешкал, не желая агрессивно противостоять психическому насилию, но и не умея иначе.

А воронка вращалась и бурлила, захватив уже добрых две трети зала. Я не знал, чем это может закончиться, но холодный пот по спине сигнализировал, что ничем хорошим.

Хэд, это же корабль! А если реактор антивещества войдёт в резонанс с изменённым пространством⁈

Внутри воронки калейдоскопом закрутились сотни пёстрых картинок возможного будущего: искажённые лица, коллапсирующее пространство…

— Старый козёл! — прозвучало вдруг сбоку резкое, злое, словно пощёчина.

И наваждение лопнуло.

Вместо воронки я узрел возмущенные раскрасневшиеся лица медиков, в полной тишине разевавших рты. Это была ментальная пауза, тишина после перегрузок восприятия.

Схватил наследника за плечо, но зажимать ему рот было поздно. Ишер понял, кто испортил ему спектакль.

Академик зашевелил губами — я всё ещё тонул в тишине, не в силах вытащить себя до конца в физическую проявленность мира.

На этой гротескной аквариумной сцене раскрылась дверная мембрана, и в общий зал шагнул лейтенант Дерен. Как всегда подтянутый, аккуратный, улыбающийся так, что хотелось улыбаться ему в ответ.

Он был само спокойствие. Неожиданное сейчас, но единственно верное и правильное.

— Господин капитан, — сказал он с полагающимся по уставу кивком. — Помещения для гостей готовы.

Кажется, я тоже кивнул, но движения не ощутил. Слух, однако, вернулся, и это уже было неплохо.

— Уважаемые господа! — обратился лейтенант к гостям. — Меня зовут Вальтер Дерен. Как дежурный офицер я хочу предупредить, что формально вы сейчас находитесь на службе Объединённой Империи.

Звонкий голос пилота сломал последние миражи наката, и они осыпались осколками дымчатого стекла.

Если те, кто пытался устроить здесь геноцид до него, шли через накат, Дерен устроил иное. Наведённое им оцепенение зацепило и меня. Но было оно не тяжёлое, а клейкое, сладкое, завораживающее.

Медики завязли в нём, как мухи в сахарном сиропе.

— Надеюсь, вы помните, что Объединённая Империя просуществовала всего двести двадцать четыре стандартных дня хаттской кампании, — вещал Дерен таким же сладким голосом, как и этот ментальный сироп. — Давайте дадим нам всем шанс продлить золотое время взаимопонимания? Мы ответственны сейчас за ваши жизни перед Содружеством и Империей, чего не было уже много лет. Вы сможете рассказать потом близким, какая значительная страница истории открылась сегодня нам всем. Я полагаю, это новое веяние времени — обращаться к настоящей, а не прошлой истории. Ваша безопасность для нас — залог благополучия всей освоенной части Галактики. Господин капитан, — обратился он ко мне с такой ледяной вежливостью, что спина снова покрылась холодным потом. — Инструктаж закончен, я хотел бы приступить к размещению наших гостей.

Академик захлопал глазами, избавляясь от липкого наваждения, разлитого лейтенантом по залу, посмотрел на меня, на наследника, открыл было рот…

Но Дерен, при всей его внешней «лёгкости», действовал быстрее и жёстче, чем эрцог Локьё. Сковать восприятие, дезориентировать, подчинить ошеломлённую жертву. Три десятых секунды на всё про всё. Как на светочастотный удар по цели.

Академик сглотнул, поморщился и непонимающе уставился на Эберхарда. Он забыл, что хотел сказать и сделать.

Истник некуртуазно дёрнулся, пытаясь сообразить, кто он и где.

Пауза затягивалась, и Дерен бросил на него косой взгляд, милостиво возвращая врача в реальность.

Реальность была нехорошей. Все видели позор медицинского светила, которого переиграл сначала несовершеннолетний пацан, а потом вообще какой-то левый имперец.

— Я хотел бы прояснить тут один вопрос, — пробормотал Ишер, уставившись на Эберхарда, как на кучу мусора. — На каких основаниях этот мальчишка?..

Не знает, кто такой Эберхард? Это вряд ли.

Хочет избежать скандала? Или потребовать быстрой расправы? Типа, раз его оскорбил не понять кто, значит — вышвырнуть за борт, и дело с концом?

— Позвольте, я заменю вас в проблемах регулировки поведения личного состава? — огрызаться меня никогда не надо было учить. — Приношу вам самые искренние извинения. А для наказаний в армии существует устав.

— Хорошо бы… — пробурчал академик с сомнением.

— Можете мне поверить, все необходимые меры будут приняты.

Он поморщился. Понял, что сам себя