ужасе думает, уж не парализовало ли ее, уж не придется ли ей покинуть это место на носилках. Она слышит, как плачет Эммануэль, слышит, как одноклассницы спрашивают, жива ли она. Бет опускается рядом с ней на колени, похлопывает ее по щекам, извиняется.

— Фрида? Фрида? Ты меня слышишь?

Фрида шевелит пальцами рук, потом ног. Слышит голоса инструкторов — они говорят, что ее нужно отнести в амбулаторию, слышит, как Линда ругает Бет. Фрида пытается пошевелить ногами, с облегчением понимает, что они сгибаются. Она похлопывает по земле ладонью в поисках очков. Она слышит голос Таккера, чувствует, как его руки поднимают ее голову, потом помогают сесть. Он надевает ей очки на нос, некоторое время прижимает ладонь к ее щеке.

Их головы почти касаются. Все могут их видеть. Она говорит, что в порядке.

— Я не думаю, что тебе следует это делать.

Он помогает ей встать. Она пытается сделать шаг, оступается.

— Дай я тебе помогу.

Он берет ее под руку и ведет к группе. Она почти не чувствует боли. Ей нужны его прикосновения. Его забота. Таккер осторожно, словно сокровище, сажает ее на траву.

Таккер сажает к себе на колени Джереми и Эммануэль, начинает с ними просветительский разговор.

— Мамочка Фрида цела и невредима, — говорит он. — Видите? Все хорошо. Когда мы падаем, мы сразу же встаем. Мамочка Фрида учится.

У Фриды кружится голова, ее мутит. Она счастлива. Она избранная. Она, возможно, никогда не увидит его дома, никогда не познакомится с Силасом, никогда не станет мачехой этого мальчика, никогда не родит еще одного ребенка. Она, возможно, никогда не поцелует человека, который позволил своему сыну упасть с дерева, но сегодня она уверена, что любит его. Она говорит ему об этом, когда в конце дня участники группы обмениваются рукопожатиями. Она убеждается, что инструкторы заняты, потом закрывает уши Эммануэль, говорит ему, чтобы он закрыл уши Джереми.

Она одними губами произносит эти слова.

— Да, — говорит он. — И я тоже. Я тебе говорил. Любовь.

* * *

И опять они молятся. В автобусе Фрида и ее одноклассницы наклоняют друг к другу головы и перешептываются. Сегодня экзамены по восьмому разделу. Вчера несколько групп проходили совместные тренировки. На петляющей дорожке внутри склада были обустроены станции опасности. Одна станция воспроизводила горящее здание, в другой находились качели, в третьей стоял фургон с затонированными окнами.

Они должны были перебегать от одной станции к другой со своими куклами. Из-за ограничений по времени каждый родитель имел возможность только раз пройти заданным маршрутом. У школы были новые люди, изображающие похитителей и педофилов, предположительно стажирующиеся инструкторы и охранники, которые отправятся работать в калифорнийскую школу матерей. Они были сильнее и проворнее родителей. Когда до финиша не добрался никто из испытуемых, инструкторы сказали им, что они должны расширить свое понимание возможного.

Миз Каури сообщила:

— Не имеет значения, противостоите вы одному человеку или двенадцати. Родителю должно хватать силы машину поднять. Или упавшее дерево. Отогнать медведя. — Она ударила себя в грудь. — Вы должны найти силы внутри себя. Черпайте из этого источника.

— Вы не должны позволять своим телам мешать вам, — сказала миз Руссо.

Сегодня Фрида заканчивает рано, она появляется к вечеру с царапиной под глазом. Ей кажется, что у нее сломано ребро. Она с трудом поднимает Эммануэль. Когда они выходят наружу и ветер начинает обдувать ее щеку, ссадина пульсирует.

Эммануэль все еще плачет. Она трогает царапину Фриды, гладит ее лицо, кровь Фриды попадает на Эммануэль. Фрида пытается стереть кровь. Кровь, кажется, въедается в кожу куклы.

На сегодняшнем экзамене она получает ноль, который будет внесен в ее досье. Родители заслуживают большего, чем двух шансов, она хочет сказать эти слова судье семейного суда. Они заслуживают большего, чем это. Для того чтобы состоялась та версия ее будущего, в которой есть Гарриет, требуется чудо, а она никогда не считала себя удачливой.

Она ведет Эммануэль к кружку родителей, стоящих на парковке. Все заканчивают рано. Они стоят тесно, чтобы было теплее. Земля тронута ледком. Куклы стоят в середине, дрожат и цепляются за ноги родителей.

Фрида спрашивала у психолога, что ее ждет дальше. Будет ли какой-то испытательный срок, нужно ли ей будет явиться к социальному работнику, миз Торрес, нужно ли показать Гарриет детскому психологу, будут ли наложены какие-нибудь ограничения на ее общение с друзьями, родственниками, какая работа ей дозволена, будет ли Служба защиты детей и дальше наблюдать за ней, разрешается ли ей покидать пределы штата, можно ли ей отправиться в путешествие с Гарриет. Психолог ответила, что все будет зависеть от того, вернут ли ей дочь. Если вернут, то наблюдение продолжится. Если нет, то никакого наблюдения не будет.

— Это те самые проблемы, которые вы хотите иметь, те самые люди, с которыми вы хотите встречаться, — сказала психолог.

Психолог не говорит, когда наблюдение закончится.

Когда Фрида чувствует рядом с собой Таккера, уже стоит темнота. Джереми рад видеть Эммануэль. Они садятся и начинают играть.

— Я облажался на первой станции, — говорит Таккер.

— Я дошла до второй. У тебя благоприятный прогноз. Может, у тебя все будет в порядке.

— Нет, в этом месте действуют другие правила.

Он нежно смотрит на нее. Она так и не поблагодарила его за то, что он на днях помог ей, успокоил Эммануэль.

Не говоря больше ни слова, они снимают перчатки и соединяют пальцы. Фрида оглядывается. Они тут не в безопасности. Охранники, другие родители, свет с дороги.

Таккер замечает ссадину у нее под глазом. Он пытается прикоснуться к ее лицу, но она его останавливает.

— Жаль, не смог тебя защитить. Когда выйдем отсюда, я буду тебя защищать.

Она хочет сказать, что будет делать то же самое. Она хочет давать обещания. Остается три недели. Что потом? Она подносит свои пальцы к своим губам, потом прижимает их к его ладони. Он делает то же самое, они троекратно обмениваются такими поцелуями, потом Эммануэль спрашивает, что они делают.

— Передаем надежду, — говорит Таккер.

17

Перед приездом сюда Фрида никогда особо не думала о деревьях. Ни о деревьях, ни о детстве, ни о погоде. Раньше отец переносил ее над влажными листьями. Влажные листья в детстве вызывали у нее отвращение. Она останавливалась на дорожке, тянула к нему руки, требовала, чтобы он нес ее, цеплялась за него, пока он боролся с зонтиком. Он никогда ей не отказывал, хотя она была уже слишком большая, чтобы ее носить, ей уже было года три-четыре.

Сколько весят дети в три